Обе страны находятся в союзнических отношениях, а уставом ООН предусматривается право на защиту партнёра по союзу от нападения со стороны некой “третей” стороны. Но в силу конституционных ограничений Япония не могла пользоваться этим правом. Поэтому двусторонний союз до сих пор носил однобокий характер, то есть США были обязаны защищать Японию, в то время как последняя не имела права этого делать в отношении ключевого союзника. И в этом “виноваты” сами США.
Следует напомнить, что сохраняющийся пока текст ст. 9 конституции 1947 г., написанной фактически под диктовку юристов штаба оккупационных сил генерала Д. Макартура, запрещает Японии иметь вооружённые силы. С целью поддержания порядка внутри страны той же оккупационной администрацией разрешалось располагать лишь ограниченным контингентом полицейских сил, который в 1952 г. был переименован в “Корпус безопасности”.
С обострением холодной войны США во всё большей степени стали рассматривать Японию в качестве потенциального военного союзника. Однако мощная антивоенная прививка, полученная японским обществом в ходе войны на Тихом океане (существенным образом сохраняющаяся до сих пор), не позволяла просто отказаться от “антивоенной” статьи конституции. Поэтому, когда летом 1954 г. было решено начать формирование полноценных трёх видовых вооружённых сил, в их названии (SDF) отразились конституционные ограничения на использование только в целях обороны собственной территорией.
Однако ограниченность масштабов и функций SDF полностью соответствовало т.н. “доктрине Ёсиды” (первого послевоенного премьер-министра страны), согласно которой Япония должна была сосредоточить усилия на восстановлении и модернизации послевоенной экономики. Из “унизительной” послевоенной конституции Япония извлекла максимум пользы, фактически манкируя участие в крайне затратных военных акциях своего ключевого союзника. Ссылаясь при этом на то, что “вы её нам сами написали”.
Рубежной в этом плане стала “Война в заливе” 1990-1991 гг., которую против Ирака вели “коалиционные силы” во главе с США. Японское участие в ней ограничилось оплатой понесённых “коалицией” затрат. Это вызвало уже не прикрытый гнев Вашингтона (“мы воюем, а вы расплачиваетесь чековой книжкой,…сознички”). В свою очередь в Токио заявили, что такое отношение к их вкладу в эту войну “вызывает определённое огорчение у японской нации”.
Собственно, с этого момента в Японии и начали отмечаться вбросы в общественные дискуссии темы желательности либо полного отказа от ст. 9, либо такой её интерпретации, которая бы выхолащивала её антивоенное содержание. Причём, мотивы подобного зондажа начали далеко выходить за рамки отношений с ключевым союзником.
К этому времени фактически исчерпала себя “доктрина Ёсиды”, благодаря которой Япония превратилась во вторую экономическую державу мира, пользующуюся повсеместным уважением. Её прежние “грешки” стали забываться, а не имеющая прецедентов в мировой практике ст. 9 во всё большей степени стала выглядеть анахронизмом.
Но самое главное заключается в том, что на рубеже 90-х-“нулевых” обозначилась тенденция к превращению Китая в глобальную державу, что в Японии было воспринято в качестве угрозы национальным интересам и безопасности. Именно это актуализировало вопрос об отказе от ограничений на военное строительство и рамок использования SDF.
Но процедура внесения поправок в ныне действующую конституцию Японии чрезвычайно сложна. Она требует получения квалифицированного большинства в парламенте с последующим квалифицированным же подтверждением на всенародном референдуме. И хотя вопрос о полном отказе от ст. 9 не снимается с повестки дня, сегодня технически проще принять на правительственном уровне её новое “толкование”, которое позволило бы резко расширить рамки использования SDF, минуя упомянутые процедуры.
Именно это стало одним из центральных положений программы Либерально-демократической партии (ЛДП), победившей на внеочередных парламентских выборах в конце 2012 г., а также её лидера Синдзо Абэ, вторично занявшего пост премьер-министра.
В решении кабинета министров от 1 июля с.г. говорится, что “Япония будет использовать силу в случаях, когда станет очевидной угроза праву на жизнь,…для граждан Японии и близких ей стран, [а также] не останется альтернатив использованию силы на минимальном уровне, предусмотренным Конституцией”.
В последней части этой фразы нашли отражение пожелания “младшего партнёра” ЛДП по парламентской коалиции, а именно партии “Новая Комейто”, с которой проводились длительные и трудные согласования по окончательной формуле правительственного решения.
Попытки политического партнёра ЛДП занять “осторожную” позицию в данном вопросе объясняются просто: этот шаг правительства С. Абэ, мягко говоря, не пользуется поддержкой японского общества. Согласно различным опросам общественного мнения, против указанных новаций выступают свыше половины японцев. Некий бывший военнослужащий SDF задаётся, например, вопросом: “Я могу понять необходимость защиты японских торговых судов, но боевые действия по защите американских в районе [Персидского] залива – это самооборона?”.
Отвечая домашним критикам обсуждаемого правительственного решения, С. Абэ заявил, что оно вписывается в концепцию “проактивного вклада Японии в поддержание глобального мира и безопасности, укрепления потенциала Сил самообороны перед лицом растущих угроз безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе…Мир не является для нас подарком от кого-либо. Нет другого выхода, как обеспечивать его самим”.
Вполне ожидаемым оказалось настороженное отношение Китая к этому решению правительства Японии, где его обозначили как “ключевой момент” движения японской оборонной политики в сторону “милитаризма”.
Но самой неожиданной на первый взгляд может показаться осторожная реакция Вашингтона на обсуждаемое решение Токио. Дело в том, что ещё в так называемом “Отчёте Армитеджа-Ная” 2000 г. утверждалось, что “устранение Японией самоограничений в области коллективной самообороны повысит эффективность двусторонней кооперации в области обороны”.
Однако с началом второго президентского срока Барака Обамы стали отмечаться заметные подвижки в позиции Вашингтона относительно всего комплекса отношений в треугольнике “США-Китай-Япония”. Вашингтон начал проявлять опасения в связи с перспективой оказаться втянутым в серьёзные конфликты по малозначимым поводам. Таковым может оказаться, например, спор на грани конфликта между той же Японией и Китаем по вопросу владения пятью необитаемыми островками в Восточно-Китайском море.
Усложнение характера отношений в обозначенном выше треугольнике находит отражение, в частности, в формате крупнейших в мире международных военно-морских учений RIMPAC, которые сейчас проводятся в акватории Тихого океана. Однако примечательные аспекты этих учений заслуживают отдельного рассмотрения.
Владимир Терехов, ведущий научный сотрудник Центра Азии и Ближнего Востока Российского института стратегических исследований, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
