Пока власти Японии требуют допустить в КНДР официальных представителей, а родственники жертв митингуют под лозунгами «не дайте КНДР снова нас обмануть», мы используем это событие, чтобы подробнее рассказать массовому читателю о «проблеме похищенных», которая на протяжении последних десятилетий остается главным камнем преткновения в отношениях Японии и КНДР.
Напомним, что 15 ноября 1977 г. в городе Ниигата была похищена и вывезена в КНДР 13-летняя М. Ёкота. Затем, если верить властям КНДР, с июня 1978 г. по июль 1983 г. в КНДР были тайно доставлены еще 13 японцев и японок. Из них восемь были похищены северокорейскими агентами, а пять человек прибыли в КНДР с их собственного согласия.
Зачем? По версии северокорейской стороны, после инцидента с Мэгуми Ёкота в руководстве одной из спецслужб возникла идея вывозить в КНДР японских граждан для использования их в качестве преподавателей японского языка и обеспечения северокорейских нелегалов документами и биографиями реальных людей.
Но это объяснение представляется странным. Случайные люди не могут быть хорошими «преподавателями обстановки», готовыми рассказать агентам об особенностях жизни в Японии. Использование личных данных исчезнувших людей для того, чтобы под их именами засылать агентов – еще более странный вариант. К такому «вернувшемуся домой», наоборот, будет привлечено внимание. Разве что «ненастоящий японец» будет действовать в третьей стране, и здесь как раз прецедент есть. Арестованный в РК северокорейский шпион Син Гван Су пользовался документами и биографией одного из похищенных по фамилии Хара.
Одна из версий состоит в том, что «добраться до Японии и похитить там первого встречного», было заданием для выпускного экзамена спецназа. Если это действительно так, налицо глупая самодеятельность, авторов которой следовало наказать по всей строгости. Косвенно именно о таком говорит формулировка Ким Чен Ира, который объяснил похищения японских граждан тем, что «некоторые люди хотят выказать своё геройство и авантюризм» и избегают при этом брать на себя вину.
Исчезновения и потенциальная причастность к ним КНДР не были особенным секретом, но в ходе переговоров Пхеньяна и Токио о нормализации отношений в конце 80-х — начале 90-х годов, проблема похищенных вообще не поднималась. Главное было — договориться о размерах компенсаций за колониальное прошлое (требования КНДР были велики, и договориться не удалось). Общественное мнение тоже не особенно интересовалось похищенными.
От слухов и подозрений японская сторона перешла к конкретным расследованиям лишь после взрыва южнокорейского самолета в 1987 г., когда «северокорейская Мата Хари» (этой истории мы как-нибудь посвятим отдельную статью), заявила, что изучала японский язык в КНДР у японки, похожей на пропавшую в 1978 году Тагути Яэко. Но все равно, когда 28 марта 1995 года Пхеньян посетил направленный на возобновление отношений «дипломатический десант» во главе с Юкио Хатояма, «проблема похищенных» была снята с повестки дня как «вредная» и не способствующая нормализации диалога.
Лишь когда официальные лица двух стран встретились в Пекине в августе 1997 года, японская сторона обратилась к северянам за помощью в выяснении обстоятельств судьбы «пропавших» японцев. Именно тогда формулировка о «пропавших гражданах» была заменена на формулировку о «похищенных гражданах», а северокорейская сторона согласилась расследовать это дело совместной комиссией представителей Красного креста.
В ноябре 1997 г. КНДР посетила делегация во главе с Ёсиро Мори, который предложил Пхеньяну отпустить похищенных в третьи страны, где они могли бы быть «найдены». Такой шаг наглядно продемонстрировал стремление Токио «закрыть глаза» на формальную сторону проблемы, однако уступок в ходе встречи добиться не удалось.
После запуска северокорейского «спутника» и слухов о ядерной программе Пхеньяна, общественное мнение Японии поставило проблему похищенных и военную программу КНДР в один ряд по степени значимости. МИД уже не мог не обращать внимания на раздуваемую прессой истерию. И когда в июне 1998 года северокорейский Красный крест уведомил японскую сторону о том, что никто из «пропавших» японцев не был обнаружен, Токио заявил, что Япония не собирается возобновлять диалог с КНДР до тех пор, пока не будут получены хоть какие-то данные о судьбе пропавших японцев.
7 марта 2000 года Япония согласилась предоставить КНДР 100 тыс. тонн риса. Такой жест был отмечен: Красный крест КНДР сообщил, что возобновит расследование по вопросу “пропавших японских граждан” и проинформирует Японию, если они будут обнаружены. При этом представители КНДР отметили, что откажутся от продолжения диалога, если Токио будет и впредь использовать термин «похищения».
27 декабря 2001 г. Красный Крест КНДР объявил о приостановке расследования, но приход к власти администрации Буша сделал позицию Пхеньяна более гибкой. В апреле 2002 года Ким Чен Ир дал понять, что проблема пропавших граждан может быть темой для будущих двусторонних переговоров, а 17 сентября 2002 г. состоялся визит в КНДР японского премьера Дз. Коидзуми, в ходе которого Ким Чен Ир извинился за похищения 13 японских граждан. При этом было заявлено, что наказывать за это некого, ибо тех, кто нес непосредственную ответственность за операции по похищению, осудили еще в 1998 г.
Что касается судьбы похищенных, то КНДР сообщила, что в живых осталось пять человек, а восемь умерли в результате болезней или несчастных случаев, и большая часть их могил была смыта во время наводнений. Характерно, что умершими были объявлены все японцы, которые прибыли в КНДР по своей воле.
Какие цели преследовала КНДР таким поступком? Начиная с 2001 года там пробовали запустить механизм рыночных преобразований и реформ, которые невозможно было осуществить без масштабных финансовых вливаний. В качестве источника этих средств Пхеньян рассматривал именно японские деньги.
В принципе, Великий Руководитель занял понятную и, в общем, порядочную позицию. «Если мы признаемся, то подведём черту под прошлым, и заново начнём строить с Японией нормальные отношения». Однако итог подобного признания оказался иным. Японская общественность была потрясена и начала требовать детального расследования. Особенно активно поддержали этот призыв правые силы.
15 октября 2002 г. в Японию прибыли пятеро «оставшихся в живых». Предполагалось, что, пробыв некоторое время в Японии, они вернутся на Север, но под давлением общественного мнения никто их обратно не отпустил. Кроме того, в Японии не поверили в естественную смерть своих граждан. Так как большинству похищенных должно было быть 40- 50 лет, было сочтено, что смертность от естественных причин в данном возрасте маловероятна, а значит, люди либо убиты, либо удерживаются помимо своей воли. Тезис о размытых могилах тоже воспринимался как попытка спрятать концы в воду.
На фоне второго витка ядерного кризиса и начала шестисторонних переговоров (2003 г.) японская сторона продолжала оказывать давление на Пхеньян. США не возражали против обсуждения этой проблемы в рамках шестисторонних переговоров, но КНР, РФ и Республика Корея считали, что выдвижение вопроса похищений в повестку дня переговоров вызывает резкое противодействие Пхеньяна и останавливает весь процесс.
9-14 ноября 2004 г., состоялись встречи японских представителей с членами созданной по распоряжению Ким Чен Ира «следственной комиссии». В рамках данного диалога Северная Корея вернула Японии останки двух человек, в том числе Мэгуми Ёкота.
И тут случился скандал. Японская сторона произвела исследование ДНК и обнаружила, что останки не принадлежат ни одной из жертв похищений. Однако, научный журнал «Nature» опубликовал по этому поводу статью, в которой результаты этого исследования рассматривались весьма критически. Собственно, и сам исследователь отмечал, что образцы могли быть «загрязнены» ДНК других людей. Кроме того, образцы были использованы так, что проведение следующей и более независимой экспертизы было невозможно.
Неясно, насколько это было сделано для того, чтобы предотвратить повторные экспертизы, но когда генеральный секретарь кабинета министров Хосода Хироюки назвал статью неадекватной и искажающей факты, самый авторитетный в мире журнал по естественным наукам ответил передовицей, где писалось: «Япония имеет право подвергать сомнению каждое заявление Северной Кореи. Но её интерпретация ДНК-тестов нарушила границу свободы науки от политического вмешательства». Некорректно проведенная экспертиза не является доказательством чего бы то ни было, и тезис о том, что «экспертиза доказала что останки не принадлежат Мэгуми» – неверен.
Тем не менее, в докладе японского правительства, опубликованном 24 декабря 2004 г., было заявлено, что северокорейская сторона не смогла предъявить доказательств. Этот документ вызвал резкий протест Пхеньяна, и в контактах наступил очередной перерыв.
Поводом для возобновления диалога Токио и Пхеньяна послужил четвёртый раунд шестисторонних переговоров в Пекине 4-8 февраля 2006 г. Японская сторона выдвинула северокорейцам требования: а) незамедлительно возвратить в Японию всех оставшихся в живых похищенных японских граждан; б) тщательно расследовать обстоятельства похищений; в) передать японским властям непосредственных исполнителей преступлений. Дискуссия не привела к сближению позиций участников. В ответ 13 июня 2006 г. на обсуждение в японском Парламенте был вынесен Закон о правах человека в Северной Корее, призывающий к наложению санкций на КНДР.
В 2007 г. проблема похищенных снова сыграла свою роль на шестисторонних переговорах, где был одобрен документ, согласно которому КНДР должна была вывести из строя свои ядерные объекты в обмен на поставки мазута. Япония отказалась выполнить свою часть поставок топлива, сославшись на «проблему похищенных», хотя подобное поведение было откровенным срывом договоренности.
В сентябре 2007 г. маятник снова сдвинулся в сторону поисков консенсуса. В апреле 2008 г. главы внешнеполитических ведомств РК и Японии разделили точку зрения о том, что проблема похищенных японцев не должна препятствовать шестисторонним переговорам, однако 26 августа 2008 г. КНДР отвергла предложенный представителями Японии термин «полное расследование с целью выяснения местонахождения похищенных и их возвращения на родину».
В течение 2011-2012 гг. вопрос ставился практически на каждой встрече представителей двух стран. Составление доклада комиссии Кирби о проблема прав человека в КНДР также не обошлось без встреч с родственниками похищенных.
13 мая 2013 г. премьер Синдзо Абэ, сторонник жесткого подхода к Северной Корее, подчеркнул, что может рассмотреть возможность личной встречи с Ким Чен Ыном, если это поможет решению вопроса. Разрешение проблемы похищенных он назвал одной из главных задач своей дипломатии.
В конце мая 2013 г. КНДР посетил советник премьер-министра Японии Исао Иидзима, а государственный министр по вопросу похищенных японских граждан Кэйдзи Фуруя выразил надежду, что «Северная Корея примет правильное решение по вопросу похищенных японских граждан, вернет их всех на родину и будет способствовать восстановлению отношений между двумя странами». Он же, однако, заявил, что Япония воздержится от предоставления гуманитарной помощи КНДР до тех пор, пока вопрос о похищенных японских гражданах не будет полностью решен.
Одновременно общественное мнение начали готовить к новому витку разоблачений. Еще в декабре 2012 г. Национальное полицейское агентство Японии обнародовало информацию о «точном числе предполагаемых жертв похищений со стороны КНДР», объявив, что у них есть подробная информация на 864 человека, которые могли быть похищены северокорейской стороной. А в июне 2014 г. газета «Майнити» со ссылкой на генерального секретаря кабинета министров Японии Ёсихидэ Суга сообщила, что японская сторона направила КНДР список похищенных, насчитывающий отнюдь не 17, а 470 граждан Японии. Так число похищенных оказывается увеличено в РАЗЫ и, на взгляд автора, налицо попытка списать на КНДР все нераскрытые исчезновения.
К нынешнему времени проблема с «похищенными» во многом стала вопросом веры: у северокорейцев не хватает доказательств того, что все похищенные уже умерли, и вопрос закрыт, а у японской стороны нет желания верить северокорейцам хотя бы потому, что у родственников остается надежда. Однако демонстрация готовности вести диалог оказывается признаком хороших манер и своего рода демонстрацией готовности к консенсусу в иных сферах.
Поэтому, безотносительно того, чем закончится очередной раунд «расследований», попытки сторон идти навстречу стоит приветствовать.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».