EN|FR|RU
Социальные сети:

КНДР – два года: полет скорее нормальный, но что ждет нас потом?

Константин Асмолов, 01 марта 2014

НВО 16.Пять лет назад автор написал довольно широко разошедшийся по интернету текст с условным названием «После Кима». В нем он пытался подумать о перспективах КНДР после ухода Великого руководителя. И завершил его прогнозом, который, в общем-то, сбылся: «В том виде, в каком мы ее знаем, Северная Корея будет существовать до смерти Кима и ориентировочно 1-3 года после нее». Более того, за эти два года Северная Корея провела еще одно ядерное испытание и наконец-то запустила не подводный, а искусственный спутник Земли, вышедший на околоземную орбиту. 

Новый курс развития предполагает определенные преобразования, экономическое положение страны улучшается. Торговый оборот Кэсонского комплекса за октябрь 2013 г. составил 152 млн. долларов. Северяне сокращают закупки зерна и через год – два Северная Корея имеет шанс преодолеть продовольственную несамодостаточность, выйдя на тот минимальный уровень обеспечения народа продовольствием в 1413 калорий, который позволит ему не зависеть от внешней гуманитарной помощи и ее выпрашивания.

Ким Чен Ын не выглядит человеком, который воспринимает свою должность лидера только в парадигме власти и личного блага. У него есть определенное понимание своей роли и ответственности за страну и готовность принимать жесткие, даже неожиданно жесткие решения. У него есть желание работать — то, что на развенчании Чана он появился в очках, говорит о том, что он посадил зрение, а значит, (предположительно) много работал с документами.

Что ждет Северную Корею дальше, учитывая, что ее молодой руководитель стремится быть не менее неординарным политиком, чем были его дед и отец?

Здесь просматривается несколько вариантов развития, из которых наиболее вероятным оказывается условное поддержание статус-кво в рамках дальнейшего укрепления власти молодого Кима и развития политики пёнчжин. Экономика постепенно налаживается, в то время как существование ракетно-ядерной программы позволяет, как минимум, быть уверенными в том, что к стране не применят югославский, иракский или ливийский варианты смены режима, чреватые слишком большими издержками. Хотя в военном противостоянии у Северной Кореи не так много шансов, пиррова победа никого не устроит, и потому предпочтительно не рисковать.

Во внешней политике у КНДР есть определенные возможности лавировать между окружающими сверхдержавами и пытаться избегать доминирования какой-то одной: с одной стороны, Пхеньян будет использовать позиции Москвы и Пекина, заинтересованных в существовании буферного государства, с другой – использовать определенную конкуренцию между Москвой, Пекином и Сеулом. Все это позволяет Пхеньяну протянуть какое-то время и обеспечить режиму относительно безбедное существование, а массам – кусок хлеба, и в отдаленной перспективе – кусок хлеба с маслом.

Потенциальных ухабов на этом пути три. Во-первых, в условиях слишком большого давления на Север Пхеньян может излишне активизировать развитие ракетно-ядерной программы, что обострит «дилемму безопасности» и ухудшит отношения с Пекином и Москвой. Но этот элемент проблемы мы уже не раз разбирали.

Во-вторых, деятельная натура и импульсивность Ким Чен Ына могут привести к определенному накоплению тактических ошибок, когда их количество перейдет в качество. Похоже, что некоторая страсть к «красивым жестам» у Кима есть, и это видно по его немного иной манере фотографироваться или процедуре ликвидации Чан Сон Тхэка, носившей характер «показательной порки». Оттого автор вынужден держать в голове и вариант, при котором молодой генерал может заболеть звездной болезнью, впасть в упоение внешней стороной своей деятельности или превратиться в правителя, которого интересуют только внешние признаки лояльности и стабильности. Но ключевое слово здесь «может».

В-третьих, это вопрос о том, есть ли у Ким Чен Ына достаточно сторонников, чтобы их можно было расставить на ключевые посты, заменив прежние кадры. А также, каково их качество. Без этого уровень управления страной может сильно просесть, а кампания чисток, например, превратится в кампанейщину с перегибами и поиском стрелочников, либо одних коррупционеров станут вычищать другие коррупционеры.

Еще один вопрос, на который я не знаю ответа, — это то, как видит себя сам Ким Чен Ын. Понимает ли он, что руководимая им страна уже давно не является идеальной командно-административной системой и тоталитарно/традиционным там остался только фасад? Либо по молодости он находится в плену определенных иллюзий, видит себя вторым Ким Ир Сеном в зените славы и полагает, что государство – это он.

Будут ли в КНДР реформы? Какие-то – да, но аккуратные и ограниченные. Не стоит ставить жесткий знак равенства между реформами в том смысле, как их понимают на Западе, и теми поблажками частному сектору, которые сейчас происходят на Севере. Достаточно вспомнить, что в отличие от СССР, в других странах соцлагеря (ГДР, Венгрия и т. п.) частный сектор был развит больше, чем в Советском Союзе и спокойно существовал еще до «бархатных революций». К тому же, надо помнить, что основу, например, китайских реформ составила иная демографическая ситуация: Дэн Сяопин опирался на большое количество рабочих рук на селе, в то время как на Севере еще до кризиса середины 1990-х в сельском хозяйстве было занято всего 30 – 40 % населения. Это означает, что механическое копирование китайского пути маловероятно. 

Но кстати о китайском пути. Второй по вероятности вариант развития событий предполагает определенный уход КНДР под Китай как единственную страну, действительно обладающую серьезными рычагами влияния на Пхеньян. Новое китайское руководство относится к Северу с все возрастающим прагматизмом, а отношение к Пхеньяну в блогах и СМИ характеризуется высоким уровнем плюрализма.

В настоящее время Пекин стремится укоротить поводок, пытаясь добиться того, чтобы его ближайший сосед был более послушным. Во-первых, Пекин – единственная сторона, у которой на Север есть рычаги влияния. В частности, он действительно может вызвать на Севере коллапс, попросту перекрыв китайско-корейскую границу.

Во-вторых, на фоне общих санкций Китай предоставляет помощь, которая постепенно становится рычагом влияния, т.к. вырабатывается повышенная зависимость от неё. Одновременно КНР привязывает экономику севера к экономике провинций северо-восточного региона, отчего среди деятелей параллельной экономики проявляется богатое и влиятельное крыло тех, чей бизнес и благосостояние связаны с Китаем. И если власти будут пытаться ограничивать китайско-корейские контакты, это будет бить им не по идеологии, а по карману, что гораздо более значимо.

В-третьих, КНР активно вкладывается в создание новой северокорейской элиты. Высший эшелон, конечно, может отправить своих детей в Швейцарию. Средний эшелон оправляет детей учиться в Китай, чётко являющийся аналогом Ближнего Зарубежья времён СССР, с точки зрения понимая жизни с другой стороны занавеса. А несколько лет, проведённых там, влияют на образ мыслей, потому что «фарш невозможно провернуть назад».

Поэтому вариант «возвращения сюзерена» весьма вероятен. В этом случае китайский путь объявляется основной политической и экономической стратегией. В чучхе выпячивается не столько коммунистический или националистический, сколько конфуцианский компонент, а при дальнейшей идеологической обработке оно может стать аналогом «азиатских ценностей». Китайская экономическая помощь, объем которой резко возрастает, позволяет решить часть экономических проблем в обмен на политическую лояльность и следование китайской внешнеполитической линии. Корейские отходники продолжают появляться в Китае, но делают это более цивилизованно. Во внешнеполитической сфере Северная Корея поддерживает китайскую модель многополярного мира и скорее рассчитывает на военное прикрытие Китая, чем на ЯО.

Третий вариант предполагает, что власти не удастся отрезать от параллельной экономики ее коррупционную составляющую и постепенно мы столкнемся с ситуацией, при которой «Центр партии» постепенно теряет рычаги влияния на регионы или структуры, и те начинают проводить политику в собственных интересах. Власть закрывает глаза на все, что не несет ей угрозы, и при этом занимается своим личным обогащением, оказываясь не столько государственной властью в принятом понимании, сколько командованием самой большой коррупционной клики.

 Этот вариант уже раскрывался частично в тексте про «пёнчжин и массовые расстрелы», и хочется лишь добавить, что в случае наступления такой ситуации тотально коррумпированного режима, многие пропагандистские страшилки, которые сегодня приписывают КНДР, вполне могут стать реальностью. В итоге уровень проблем, который такой режим будет создавать своим соседям, может привести к тому, что о совместных действиях для решения этой проблемы договорятся все. Но гипотетический силовой вариант, когда Северная Корея становится целью «гуманитарной интервенции», спланированной в Пекине и/или Вашингтоне, стоит в списке вероятностей на самом последнем месте хотя бы потому, что никто в Восточной Азии не будет специально доводить проблему до такого уровня. 

А предпоследнее место может занимать вариант, который кажется относительно неочевидным. В нем конфликт начинается из-за комплекса иррациональных факторов, не связанных напрямую с политическим решением руководства той или иной страны. Это – довольно развернутая тема, которую мы разбирали в недавнем материале.

Таким образом, в целом перспективы Северной Кореи выглядят скорее позитивно, но подводных камней на пути немало. Многое зависит и от внезапных изменений международной обстановки, создающих глобальный фон, и от ситуации в Северо-Восточной Азии, и от того, насколько будут развиваться те или иные личные качества молодого руководителя.

В конце концов, когда без малого 20 лет назад этот мир покинул Ким Ир Сен, подавляющее большинство экспертов тоже пребывало в уверенности, что у руля КНДР стоит некомпетентный плейбой, и крах режима наступит в ближайшие годы. Несколько книг, посвященных неминуемому «грядущему краху Северной Кореи», выдержали с тех пор не одно переиздание. Поэтому будем следить за развитием событий и принимать меры к тому, чтобы путь, которым идет Северная Корея, максимально соответствовал общерегиональной стабильности.

Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН – специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».