Угрозу безопасности стран Центральной Азии представляют межгосударственные споры по характеру использования трансграничных водных ресурсов, которые не утихают уже более 20 лет. Но все попытки на международном и региональном уровнях найти выход из сложной ситуации, заканчивались фиаско. В Центральной Азии ходит шутка, что если бы каждый исследователь, занимающийся водными проблемами в регионе, принес с собой ведро воды, вместо написания статьи на эту тему, то проблема была бы решена.
Межгосударственные конфликты по воде в регионе обострились с конца 1990-х годов, когда стало очевидно, что прежняя, сложившаяся еще в советские времена и закрепленная странами в Соглашении 1992 г., система распределения водных ресурсов, когда основная часть воды из верхнего бассейна используется в нижнем, перестает удовлетворять потребностям экономического развития стран региона, а компенсационный механизм, лежащий в основе этой системы, не работает в существующей региональной рыночной экономике.
Так уж сложилось, что 80% всех запасов пресной воды в Центральной Азии владеют Киргизстан и Таджикистан, чьи экономические интересы связаны с использованием гидроэнергетического потенциала трансграничных рек Амударья и Сырдарья в отсутствии других внутренних источников энергоснабжения. В противоположность им ─ Казахстан, Туркменистан и Узбекистан заинтересованы, прежде всего, в использовании вод этих рек в ирригационном режиме и поэтому негативно относятся к гидроэнергетическим планам соседних стран как затрагивающим их экономические интересы.
Когда страны нижнего течения стали повышать цены на нефть и газ, поставляемые в страны верхнего течения взамен на воду, то Киргизстан и Таджикистан оказались перед выбором – либо платить по международным расценкам за энергоресурсы, а это ложилось бы тяжелым бременем на их слабо развитую экономику, либо развивать свою гидроэнергетику. Выбор был сделан в пользу последнего.
Интерес Киргизстана и Таджикистан к строительству крупных ГЭС: Камбаратинской ГЭС 2 в Киргизстане и Рогунской в Таджикистане продиктован не только экономическими интересами (обеспечение энергетических потребностей страны и экспорт энергоресурсов заграницу). Для многих развивающихся стран, и в этом плане вышеперечисленные государства не исключение, их строительство становится политической задачей по укреплению национальной державы и положения правящей элиты, придавая легитимность режиму, испытывающему дефицит авторитета в обществе. Как заявил президент страны Э. Рахмон строительство Рогунской ГЭС – это вопрос жизни или смерти для Таджикистана, и этот проект будет реализован «любой ценой».
В центре возникшего конфликта оказались три страны – Киргизстан, Таджикистан и Узбекистан. В отличие от последнего Казахстан, заинтересованный также в обеспечении стабильного стока трансграничных рек, занимает более умеренную позицию и открыто не идет на конфликт. Иначе действует руководство Узбекистана. Свое нежелание мириться с возможными угрозами оно демонстрирует различными методами, пытаясь оказать давление на руководство соседних стран (энергетическая блокада, “железнодорожная война”, “холодная война»).
Какими доводами руководствуется Узбекистан, выступая категорически против строительства в Таджикистане Рогунской ГЭС?
— экономическими – сток воды в летнее время сократится на 18%, а в зимнее возрастет на 54%, что приведет к затоплению орошаемых полей и ухудшит водную ситуацию в стране. Экономические потери оцениваются в 20 млрд. долл.
- экологическими – проект реализуется в сейсмоопасной зоне и главное, на что указывает Узбекистан, окажет негативное влияние на судьбу Арала.
За словесными обвинениями Узбекистана в адрес соседних стран скрывается тревога по поводу того, что Киргизстан и Таджикистан смогут в односторонне порядке контролировать сток рек, ставя расположенные ниже по течению реки страны в зависимое положение. Не исключается и факт использования воды как средства политического давления. Поэтому Узбекистан настаивает на обязательном согласовании строительства гидроэнергетических сооружений со всеми странами, расположенными в бассейнах трансграничных рек.
Есть еще и другая скрытая причина недовольства Узбекистана планами Таджикистана. Дело в том, что сегодня Таджикистан находится в определенной энергетической зависимости от Узбекистана, однако, завтра, создав свою энергетическую индустрию, сможет более решительно противодействовать региональным интересам Узбекистана, который, судя по заявлению президента страны, не исключает вероятность развертывания войны.
Все это создает сложную и крайне неблагоприятную политическую обстановку для налаживания межгосударственного сотрудничества в сфере разграничения прав и обязательств каждой заинтересованной стороны в использовании трансграничных рек.
Неспособные самостоятельно урегулировать водную проблему страны Центральной Азии возлагают надежды на международное посредничество как гаранта безопасности региона.
К решению вопроса активно подключился Мировой банк, который проводит экспертизу экономической осуществимости проекта строительства Рогунской ГЭС и оценки ее воздействия на окружающую среду. В то же время сохраняется большая доля сомнения, что в условиях непримиримой позиции президентов Таджикистана и Узбекистана, они согласятся с доводами и рекомендациями Мирового банка. Они дали понять, что останутся при своих позициях независимо от его выводов.
Руководство Таджикистана делает ставку на США, привлечь интерес которых пытается за счет акцентирования их внимания на значения проекта для осуществления американской стратегии «Новый шелковый путь». И если судить по заявлениям руководства США, то оно вовсе не возражают против своего участия в разрешении водных конфликтов в регионе.
Что касается Евросоюза, то, с одной стороны, им оказывается донорская помощь странам Центральной Азии в осуществлении водных проектов, однако, с другой стороны, проводимая организацией политика слабо согласуется с интересами налаживания сотрудничества между странами региона по водному вопросу. Наоборот, Евросоюз открыто выступают на стороне Узбекистана, поддержка которого, по мнению Таджикистана, объясняется европейскими планами по осуществлению проекта строительства газопровода Набукко.
В феврале 2012 г. Евросоюз высказал свое неодобрение по поводу предоставления Россией кредита в 1.7 млрд. долл. Киргизстану на строительство Камбаратинской ГЭС, что можно расценить как попытку препятствовать усилению влияния России в регионе.
То, что страны нижнего бассейна ищут себе союзника в лице России, говорит хотя бы тот факт, что Эмомаль Рахмон обратился к В. Путину с просьбой отнестись внимательно к конфликту между Таджикистаном и Узбекистаном и помочь в его разрешении, а Киргизстан рассчитывает, главным образом, на инвестиции России в создании своего современного гидроэнергетического комплекса.
До последнего времени Россия оставалась в стороне от решения водных проблем стран Центральной Азии. Однако в силу исторических и геополитических причин Россия не может находиться вне проблемного поля Центральной Азии. Безусловно, она заинтересована в урегулировании водных конфликтов, угрожающих и ее интересам национальной безопасности. К тому же необходимость ее участия в решении проблем энергетики и водопользования в Центральной Азии обуславливается повышенной активностью других международных игроков (США, ЕС, Китай, Иран), предлагающих свои посреднические услуги и стремящихся упрочить свои позиции в регионе, оттеснив Россию.
Сегодня интерес России к водным ресурсам стран Центральной Азии связан, прежде всего, с использованием их гидроэнергетического потенциала. Однако эта весьма прибыльная деятельность таит в себе немалые риски ─ Россия оказывается в центре обостряющегося соперничества между странами региона за контроль над трансграничными водными ресурсами.
Было бы наивно полагать, что руководство России не осознает политического риска вовлечения в водный конфликт. Еще в 2009 г., когда впервые возникла тема предоставления Россией крупного кредита Киргизстану в обмен на получение 50% доли в проекте, руководство Узбекистана не скрывало своего недовольства, но идти на открытое столкновение с Россией оно не стало.
Что же касается России, то она изначально избегала столкновения с Узбекистаном. Стоит вспомнить, что Россия в лице частной компании РОСАЛ выступала за пересмотр проекта Рогунской ГЭС в Таджикистане, учитывая возможные последствия для расположенных в нижнем бассейне стран. А во время визита в Таджикистан в октябре 2012 г. В. Путин объявил о намерении России инвестировать в более мелкие гидроэнергетические проекты, не угрожающие экономическим и экологических интересам соседних стран.
По главному объекту – Камбаратинской ГЭС президентом России во время визита в Киргизстан в 2012 г. было четко заявлено, что российское участие в этом проекте не направлено против какой-либо страны и что она заинтересована в таком взаимодействии по вопросу контроля и распределения водных ресурсов, которое учитывает интересы всех заинтересованных сторон. а само строительство гидроэнергетических объектов возможно только с участием Узбекистана и Казахстана. К тому же именно Россия выступила за проведение оценки проекта международной организацией и против предоставления права Узбекистану накладывать вето на проект в случае его позитивной оценки.
Но сегодняшний конфликт между странами имеет еще и другое другую составляющую – крайне неэффективное использование водных ресурсов как в ирригации, так и в гидроэнергетике, что способствует возникновению водного дефицита и нарастанию соперничества между странами за воду в условиях роста численности населения.
Казахстан и Узбекистан видят путь к обеспечению себя водой за счет использования водного потенциала России и в реанимации проекта переброски части воды из Западной Сибири. Однако такого рода водные поставки станут лишь ещё одним проявлением и без того избыточной сырьевой зависимости России и лишают ее стимула к освоению сулящих немалые прибыли рынков современных ресурсосберегающих технологий. Россия способна оказать содействие странам Центральной Азии в преодолении их водного кризиса через предоставление им финансовой и технической помощи в переходе к ресурсосбережению. Это будет благоприятствовать ее дальнейшему продвижению на их рынок инвестиций и оборудования.
На политическом уровне участие России в урегулировании межгосударственных разногласий по характеру использования трансграничных вод должно быть направлено на заключение многосторонних договоренностей о взаимоприемлемом режиме водопользования, что согласуется с ее положением инвестора и делового партнера стран Центральной Азии. По данным ПРООН, экономические выгоды от сотрудничества стран региона в сфере водопользования оцениваются в 5% регионального ВВП.
Однако поскольку перспектива заключения соглашения между странами по воде пока не предвидится, то в ситуации, когда основные политические решения в странах Центральной Азии принимаются на высшем уровне, многое будет завесить от выполнения Россией своей посреднической дипломатической миссии, в том числе от переговоров между главами государств.
Проблема использования трансграничных водных ресурсов выходит за рамки чисто ресурсной проблемы, а носит в значительней мере политизированный характер, определяемый сложными характером взаимоотношений между странами Центральной Азии и, в первую очередь, между их политическими элитами, их нежеланием идти на взаимные уступки, их национальным эгоизмом, который, в свою очередь, подогревается политическим соперничеством стран в условиях неустойчивости их политических и экономических систем.
И тем не менее определенный оптимизм в отношении водной ситуации в Центральной Азии сохраняется – дело в том, что, как показывает исторический опыт, водные конфликты рано или поздно разрешаются. И путь к этому лежит через сотрудничество и экономическую интеграцию.
Наталья Рогожина, доктор политических наук, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».