Как известно, современные восточные общества испытывают два вида экологических проблем. Первый обусловлен аграрным перенаселением, массовой нищетой и часто не осознаваемым нанесением ущерба окружающей среде. Наиболее типичным и опасным примером такого рода является вырубка лесов. В том же ряду осушение болот и сокращение площади озер, распашка горных склонов, чрезмерный выпас скота в степях и т.п.
Второй вид экологических проблем тесно связан с индустриализацией и наращиванием использования ископаемого топлива. Эти проблемы имеют долгую историю изучения в развитых странах, а с 70-х годов прошлого века они прочно вошли в международную повестку дня – достаточно упомянуть Стокгольмскую конференцию ООН по охране окружающей среды 1972 года и доклад Римскому клубу «Пределы роста», вышедший в том же году.
В предложенной авторами доклада идее «нулевого роста» многие развивающиеся страны (включая Китай) усмотрели тогда попытку затормозить их экономическое развитие, со временем полемика по этому вопросу приобрела вид тезиса о разной исторической ответственности развитых и развивающихся государств за глобальные экологические проблемы.
Между тем противоречие между индустриализацией и защитой окружающей среды, как показал пореформенный Китай, может быть смягчено даже в странах Востока с огромным аграрным перенаселением и жгучей потребностью в его трудоустройстве. Одним из путей улучшения ситуации выступает развитие новой энергетики.
Индустриализация, экологические проблемы и новая энергетика
Изучение хода и этапов китайской индустриализации располагает к осторожному, но, все-таки, оптимизму в понимании остроты экологических проблем, стоящих перед этой гигантской страной. Во-первых, КНР уже в основном решила экологические проблемы первого вида – т.е. проблемы, связанные с массовой нищетой сельского населения. Среди конкретных путей, нащупанных китайскими реформаторами, отметим ограничение рождаемости и миграции в города, мануфактуризацию деревни, общественные природоохранные работы (особенно массовые лесопосадки), народное просвещение и т.п.
В сфере энергопотребления успешное решение экологических проблем первого вида правомерно связывать со значительным сокращением использования традиционного топлива (а значит и повышением благосостояния деревни). Доля традиционных видов топлива в общем потреблении первичной энергии в Китае с 18% в 2000 году снизилась до 2% в 2010 году. Иначе как «прорывом» такую динамику не назовешь (За предыдущее десятилетие данный показатель в самой КНР снизился лишь на 2%.).
Во-вторых, наблюдается в целом положительная связь между динамичным экономическим развитием (включая индустриализацию) и умением правильно диагностировать, предотвращать и лечить экологические болезни (хотя второе и оказывается несколько отложенным во времени).
Безусловно, на ранних этапах рыночных реформ КНР вынужденно следовала по порочному алгоритму «сначала надо стать грязным, а потом думать об экологии», но сам темп экономических перемен в Китае был столь стремительным, что массовое осознание тупиковости этого пути пришло достаточно своевременно. Уже середина 1980-х – начало 1990-х годов стали временем решительного поворота государства и общества лицом к экологическим проблемам.
Кроме того, относительный дефицит топлива и энергии, а также острая транспортная проблема заставили китайских реформаторов достаточно рано (1992-1993) отпустить цены на энергоресурсы в рыночном секторе. В результате уже во второй половине 1990-х годов в стране произошел принципиальный сдвиг в эффективности энергопотребления, впрочем, несколько преувеличенный официальной статистикой того времени (Китайская статистика некоторое время показывала, хотя в дальнейшем этот дефект был исправлен, примерное равенство объемов добычи угля в 1990 и 2000 годах: около 1 млрд. т, что, понятно, означало и гигантскую экономию топлива. В действительности показатель 2000 года «недоучел» примерно 300 млн. т. Тем не менее, экономия была достигнута – просто не столь внушительная).
С другой стороны, рыночные реформы могут вызывать и значительный экологический ущерб – до тех пор, пока общество не научится регулировать эту область. Дело в том, что в Китае, где месторождения каменного угля широко распространены по территории страны, а его добыча на мелких шахтах и ямах долгое время приветствовалась государством, доступность этого вида топлива повсеместно вела к его вовлечению (в том числе незаконному) в рыночный оборот и порождала далекие от идеала способы использования.
О бедах, происходящих от чрезмерного сжигания угля, а также экологических (и человеческих) издержках его добычи различными способами хорошо известно. В Китае они усугубляются расположением многих городов в котловинах, проблемой утилизации твердых отходов горения в мегалополисах и т.п. Но другого доступного топливного ресурса для продолжения индустриализации в тогда еще сравнительно небогатой стране не нашлось. За первое десятилетие нашего века Китай втрое нарастил использование этого вида минерального топлива – со всеми вытекающими негативными последствиями.
Но был в этом индустриальном рывке и эволюционный смысл. Массовое наращивание и обновление основных фондов в крупной угледобыче и энергетике сопровождалось «сплошной модернизацией» тяжелой промышленности. Одновременно в стране с невиданным даже в восточной Азии размахом была создана современная транспортная инфраструктура. Десятилетие индустриального рывка подготовило и бурную потребительскую революцию, наблюдаемую в наши дни. А ее составной частью, как это было в свое время и в развитых странах, становится революция экологическая.
В свете сказанного видно отсутствие принципиального противоречия между индустриализацией и защитой окружающей среды. Ясно и почему понимание устойчивого развития в Китае имеет некоторые особенности, отчасти противоречащие общепринятым представлениям. Их можно выделить, по меньшей мере, три. Во-первых, в китайской трактовке устойчивого развития отсутствует сколько-нибудь существенный антииндустриальный элемент, наоборот, продолжение индустриализации рассматривается еще и как средство решения экологических проблем. Во-вторых, преобразующий природу мотив выражен довольно сильно: государство предпринимает немалые усилия для развития континентальных районов страны, осуществляет ряд инфраструктурных мегапроектов, включая переброску вод с юга на север страны и т.п. В-третьих, устойчивость развития имеет в КНР ярко выраженный социальный аспект (борьба с бедностью), подразумевает определенную обособленность национальных государств и особость их экологической политики, а также защиту от неблагоприятных внешних воздействий, например, противодействие ввозу в страну «грязных» производств.
Китайское понимание устойчивого развития, по-видимому, не случайно привело к превращению этой страны в одного из лидеров в области использовании возобновляемых источников энергии (ВИЭ) – по крайней мере среди развивающихся стран. Ясно и другое: без достижения определенного уровня в производстве и потреблении ископаемых видов топлива, переход к новой энергетике (ее становление) в массовом масштабе малоосуществимо.
С другой стороны, бурное развитие индустрии ВИЭ-генерации в Китае ведет к значительному снижению цен на оборудование для этой отрасли, в этом сегменте к тому же сложилась достаточно острая конкуренция. Поэтому для стран, отставших в индустриальной (энергетической) и экологической революции, открываются некоторые дополнительные возможности поправить дела за счет сотрудничества с КНР.
Об этом, например, свидетельствует результаты «Глобальной ярмарки 2013» в Найроби осенью 2013 года. На этом мероприятии контракты с Китаем по линии «Юг – Юг» в сфере «зеленой экономики» составили свыше 400 млн. долл.
В известном смысле Китай опровергает прогнозы Римского клуба. Стоит в связи с этим упомянуть, что прогнозы начала 1970-х годов отражали еще и очевидные опасения тогдашнего, куда более индустриального, чем теперь, Запада по поводу дальнейшего повышения цен на ресурсы в ходе развернувшейся индустриализации Востока. Но сдерживание развития извне (в том числе под экологическими знаменами) в случае с Китаем явно не прошло.
Все это отнюдь не означает беспроблемности ситуации. В 2012 году печать сообщала о намерении КНР построить еще около 360 угольных ТЭС, суммарной мощностью более 500 ГВт. Многие из них будут размещены в регионах с уже значительным дефицитом воды. Эти планы критиковались, в том числе китайскими экологами и экономистами, некоторые обозреватели не исключают их серьезной корректировки в будущем.
Дело отчасти заключается в том, что форсированное развитие тяжелой промышленности в КНР, похоже, завершается.
(Продолжение следует…)
Александр Салицкий, доктор экономических наук, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН, профессор Института стран Востока;
Светлана Чеснокова, научный сотрудник Центра энергетических и транспортных исследований Института востоковедения РАН,
специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
