EN|FR|RU
Социальные сети:

Военное строительство Японии и ситуация в АТР. Часть 1

Владимир Терехов, 20 января

soldiers51750299Военное строительство Японии в конце 2013 г. и начале наступившего 2014 г. войдут в послевоенную историю Японии в качестве важного этапа на длинном пути “нормализации” страны.

Предыстория

Сам этот термин зародился в среде японской политической элиты в начале 90-х годов и в самом общем виде подразумевал постепенный отказ от всех тех ограничений во внутренней и внешней политике, которые были как навязаны Японии победителями во Второй мировой войне, так и добровольно взяты на себя правительством страны.

К первым относится Конституция 1947 г. и, главным образом (но не только), её 9-ая статья, которая декларировала «отказ Японии от использования войны в качестве средства решения межгосударственных проблем и от обладания вооружёнными силами». Ко вторым – принятие принципов “трёх нет” (не разрабатывать, не обладать, не ввозить на свою территорию) непосредственно касается ядерного оружия, а также экспорта систем вооружений, производимых японскими компаниями. Необходимо ещё раз подчеркнуть, что два последних принципа не носят законодательно установленного характера и являются обязательствами, добровольно взятыми на себя японским правительством в конце 60-х годов.

Важным ограничителем характера военного строительства, а также использования нынешних “Сил самообороны Японии” (ССОЯ, де-факто полноценных вооружённых сил) является такая правительственная интерпретация ст. 9 Конституции, которая запрещает их использование даже в формате так называемой “коллективной самообороны”, предусмотренной уставом ООН. Следствием данного самоограничения может стать гипотетическая ситуация, когда, например, американский конвой с продовольствием, направляющийся в Японию и атакованный в открытом море силами некоторой “третьей стороны”, не будет защищаться японскими ВМС. Просто потому, что сегодня они не имеют права этого делать.

Однако, парадоксальность подобных ситуаций является чисто внешней, ибо, согласно американо-японскому Договору о безопасности, в окончательном виде принятому в 1960 г., Япония фактически передавала проблему обеспечения национальной безопасности в руки США. Что полностью соответствовало т.н. «доктрине Ёсиды» (по имени первого послевоенного премьер-министра страны), согласно которой все силы страны сосредотачивались на восстановлении и развитии экономики.

Ко времени окончания холодной войны Япония превратилась во вторую экономику мира, что означало достижение целей «доктрины Ёсиды». В связи с этим в японском истеблишменте всё чаще стали говорить об её исчерпанности и необходимости “выравнивания обязательств” в двустороннем американо-японском альянсе, что и поставило на повестку дня пересмотр всей правовой базы сферы обеспечения безопасности и обороны страны.

До последнего времени процесс “нормализации” Японии развивался осторожно и постепенно с учётом сохраняющейся в странах Восточной Азии памяти о последствиях пребывания на их территориях в период Второй мировой войны японской Императорской армии. Важным мотивом подобной “неторопливости” являлось также и то, что современная Япония (как, впрочем, и её союзница во Второй мировой войне Германия), опираясь на экономическую мощь и без единого выстрела, в немалой степени решила те внешнеполитические задачи, которые тщетно и с катастрофическими для себя последствиями пыталась разрешить в ходе Второй мировой войны.

Ускорение процесса “нормализации”

Нынешнему ускорению японской “нормализации” способствует складывающаяся в регионе политическая ситуация. Рост Китая и превращение его во вторую мировую державу во всё большей степени воспринимается не только Японией, но и рядом других его соседей в качестве главного источника вызовов национальным интересам.

“Китайский фактор” становится одним из основных мотивов (возможно, просто основным) процесса “нормализации” Японии. Он же в глазах всех стран Юго-Восточной Азии способствует превращению образа Японии из недавнего врага в важную опору в противостоянии с Китаем. Свидетельством подобной трансформации явились, в частности, итоги саммита “Япония — страны АСЕАН”, состоявшегося в конце декабря 2013 г. в связи с 40-летием установления двусторонних отношений.

Об этом же говорит и участие ССОЯ в мероприятиях по ликвидации последствий катастрофического для Филиппин урагана “Хайян”. Ещё два-три десятилетия назад трудно было себе представить возможность пребывания на филиппинской земле в том или ином качестве японских военных.

Но Китай является главным торговым партнёром Японии, и в Токио длительное время избегали обозначать его в качестве основного источника угроз. Эта роль отводилась региональному enfant terrible (“ужасному ребёнку”), то есть КНДР. Комплекс внутренних и внешних обстоятельств не оставляет последней иного выбора, как продолжать добросовестно выполнять эту крайне неблагодарную роль. К удовлетворению, как Японии, так и её “старшего брата” — США, решающих собственные проблемы в сложной игре с Китаем. Основным региональным оппонентом Вашингтона и Токио выступает КНР, а не КНДР.

Северная Корея упоминается и в трёх новых документах в сфере внешней политики, обороны и безопасности, принятых правительством Японии 17 декабря 2013 г. Их содержание и позволяет говорить о начале нового важного этапа в процессе “нормализации” страны. Из этих документов особое внимание обращает на себя “Стратегия национальной безопасности” принятая впервые в послевоенной истории Японии в 2013 г.

В “Стратегии” декларируется, что Япония сегодня является “одним из главных глобальных игроков мирового сообщества”. Страна “намерена внести свой вклад в поддержание мира, стабильности и процветания в регионе и в мире в целом”. Сама же категория “безопасности” понимается в широком плане, фактически включая в себя все внутренние и внешние аспекты функционирования государства.

Один из основополагающих тезисов “Стратегии” заключается в констатации, что японцы являются “морской нацией, а процветание Японии базируется на базе свободы судоходства и торговли”. Принцип Open and Stable Sea объявляется “основой мира и процветания” как Японии, так и других стран.

Эти тезисы становятся исходными как для оценок угроз японским интересам, так и стратегии оборонной политики, а также военного строительства. Источник основных угроз указывается достаточно определённо – это “непрозрачность быстро растущего оборонного бюджета” Китая, который распространяет своё влияние в Южно-Китайском море, Тайваньском проливе и в Восточно-Китайском море (ВКМ). В качестве самого последнего свидетельства китайских намерений “в одностороннем порядке нарушить статус-кво” упоминается только-что введённая МО КНР так называемая “Опознавательная зона ПВО” над значительной частью ВКМ.

Политическая компонента стратегии парирования “китайской угрозы” заключается в укреплении существующих двусторонних союзов (прежде всего с США) и развитии отношений с перспективными в этом плане партнёрами, среди которых упоминается Индия. Что касается собственного оборонного потенциала, то характер его развития на следующие 10 и 5 лет прописан в двух других документах, которыми являются National Defense Program Guidelines (NDPG) и Mid-Term Defense Program (MTDP).

Прежде всего, следует отметить, что по сравнению с последней редакцией NDPG, появившейся в конце 2010 г., в NDPG-2013 отсутствует прежний тезис об “ограниченном повышении оборонных возможностей”. Вместо этого появился тезис об обеспечении оперирования “ССОЯ как единого целого…, что должно стать базой эффективной обороны” страны. В связи с этим полезно напомнить, что термин “единство” (jointness) действий видов вооружённых сил был ключевым в дискуссиях американских военных экспертов конца 90-х годов на тему “Революция в военном деле”.

(Продолжение следует…)

Владимир Терехов, ведущий научный сотрудник Центра Азии и Ближнего Востока Российского института стратегических исследований, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».