9 декабря Центральное телеграфное агентство Кореи (ЦТАК) опубликовало материалы о расширенном заседании Политбюро ЦК ТПК (руководящие работники ЦК ТПК, провинциальных комитетов партии и органов вооруженных сил присутствовали в качестве наблюдателей), на котором разбиралось «персональное дело» Чан Сон Тхэка, обвиненного в создании антипартийной группировки и множестве иных преступлений.
Если продраться через риторику СССР 1930-х годов и выражения типа «трижды проклятое предательство», то заметно, что обвинения против Чана довольно четко делятся на три группы. Первая – создание клики: «Чан отчаянно стремился сформировать фракцию в партии, создавая иллюзии о самом себе и заполучив на свою сторону тех, кто слаб в вере, и льстецов…». При этом «Чан и его последователи не искренне приняли линию и политику партии,… не постеснялись совершить такие контрреволюционные деяния, как неповиновение приказу верховного главнокомандующего Корейской Народной Армии». В чем была суть приказа, однако, не говорится, как и то, какие именно партийные решения они «умышленно искажали и не выполняли».
Вторая группа обвинений более интересна своей конкретикой: «Группировка Чана ослабила руководство партии над судебным и уголовным преследованием и органами народной безопасности, что имело очень вредные последствия для работы по защите социальной системы, политики и народа.
Чан серьезно мешал экономическим делам нации и улучшению уровня жизни народа, в нарушение стержневого принципа правительства и принципа ответственности Кабинета министров, изложенного в ТПК. Группировка Чана коварно взяла под свой контроль сферы и организации, которые играют важную роль в экономическом развитии страны и улучшении жизни народа — таким образом, чтобы сделать невозможным для органов хозяйственного руководства, в том числе Кабмина, выполнять их роль.
Приведя в замешательство систему государственного финансового управления и совершив такие акты предательства, как распродажа драгоценных ресурсов страны по низким ценам, группа сделала невозможным выполнение заветов Ким Ир Сена и Ким Чен Ира по развитию отраслей чучхейского железа, чучхейских удобрений и чучхейского виналона…»
Третий блок обвинений – «бытовое разложение»: «Под влиянием капиталистического образа жизни Чан совершил нарушения и коррупцию и вел распутную и развратную жизнь».
Итог мероприятия был закономерен – Чан был снят со всех постов, лишен всех наград, еще ранее стерт с кинохроники и прямо на месте взят под арест в лучших традициях пропагандистского кино про изобличенного врага народа. 13 декабря 2013 г. Чан был казнен, и посвященный этому текст ЦТАК добавил подробностей по каждой из трех групп обвинения.
С точки зрения создания клики не так важно то, что Чан «преступно приказал поставить в углу стелу с высеченным письмом Ким Чен Ына» или требовал, чтоб подчиненные называли его «товарищем номер 1». Куда интереснее обвинения в том, что Чан превратил подконтрольные ему структуры в неприкасаемую контору. При этом часто возвращая во власть тех, кого уже однажды вычистили.
Применительно к рассказам о коррупции автора заинтересовало административное противостояние, в котором ведомство Чана пыталось само руководить экономикой в обход кабинета министров: война велась административными методами и за источники зарабатывания денег.
Сюда же – попытки наживаться на строительных работах в столице, причем схемами, весьма похожими на российские; упоминания про махинации с драгметаллами, включая создание цепи структур для их реализации; волюнтаризм в продаже природных ресурсов, который привел к долгам, для покрытия которых пришлось расплачиваться землей.
Что же до разложения, то, если он и вправду умудрился за один раз спустить в казино 4.6 млн евро, растрата такого плана карается смертной казнью не только в КНДР, но и, скажем, в Китае.
Такое событие не могло не вызвать целую волну комментариев и домыслов. Японские СМИ сделали из него главного инициатора реформ и критика пхеньянского режима, — оказывается, в качестве заместителя председателя Государственного комитета обороны, Чан Сон Тхэк якобы выступал против демонстративных пусков баллистических ракет большой дальности и блокады совместного с Южной Кореей промышленного комплекса в городе Кэсон. Кроме того, он выступал за большее сотрудничество с заграницей и привлечение иностранного капитала.
При этом из массового сознания исчезает, что еще недавно Чана величали «серым кардиналом» этого режима (взваливая на него вину за все прегрешения КНДР) и самым коррумпированным его представителем. Аналитики же называли Чан Сон Тхэка как реформатором, так и сторонником «жесткого государственного контроля и усиления милитаризации».
Так что вопрос «Что с Чан Сон Тхэком?» можно считать закрытым. Но остается открытым другой вопрос: «Зачем Ким Чен Ыну потребовалась такая «публичная порка» второго человека в стране? Российские эксперты не из числа корееведов стали вспоминать арест Берии или «уничтожение Сталиным ленинской гвардии», хотя обе аналогии не вполне корректны.
Посыл, вроде бы, ясен: мы наказываем всех серьезно провинившихся, невзирая на их былые заслуги и ранги, и делаем это так, чтобы всем остальным неповадно было. Но в этом наказании очень много нового. Ранее попавшего в опалу могли снять со всех постов более или менее тихо, а здесь человека не просто обвинили в преступлениях, но впервые с 1950-х годов произнесли слова «антипартийная группа», не говоря уже о совершенно разгромной риторике газетных статей. Это очень важный признак.
Оттого послание Ким Чен Ына можно расценить как индикатор нескольких тенденций, и, скорее всего, каждая из них внесла свой вклад в причины отставки Чана. Неясно лишь, в какой мере, так как (как, кстати, и с причинами голода 1995-97 гг.) каждый эксперт будет определять приоритетную причину в меру своей осведомленности и ангажированности.
Первый признак – это новый руководящий стиль Ким Чен Ына, отражающий особенности его характера. «Молодой генерал» проявил себя как руководитель, способный разрубить гордиев узел – реагировать быстро и жестко. Однако даже при такой жесткости ликвидация Чана и его группы могла не до такой степени напоминать щоу. И если дальнейшие события покажут, что Ким Чен Ын питает слабость к показательным действам такого плана, это не очень хорошая черта для политического лидера. Более того, в свете этих особенностей его личности нам, возможно, придется, к сожалению, рассматривать дальнейшие изыски южнокорейской пропаганды в стиле «расстрела из миномета с оркестром» как потенциально имеющие под собой какую-то почву.
Второй аспект подобного действа может говорить о проблемной ситуации внутри партии. Ведь таким образом, по сути, признана возможность появления в современной ТПК «антипартийной группы», пусть и не организованной вокруг идеологических разногласий с генеральной линией. Хотя, если верить официальным обвинениям, речь идет о создании клики по принципу личной преданности, это уже говорит о том, что партия далеко не монолитна, и помимо группы Чана там теоретически возможны и другие фракции. В конце концов, фракционная борьба издревле была в Корее «национальным спортом» и большим политическим бедствием: из-за нее, например, Корейскую компартию в 1928 г. исключили из Коминтерна, поскольку ни одна из многочисленных группировок, занимавшихся сведением счетов друг с другом, не могла называться партией в принятом смысле этого слова. Фракционную борьбу долго и тяжело выводил Ким Ир Сен, и, в конце концов, уничтожил. И поэтому с 1950-х годов создание антипартийной группы – это обвинение в высшей степени убойное.
И в этом контексте столь торжественное мероприятие оказывается посланием всем потенциальным фракционерам. Любые попытки противостоять монолитному единству партии под руководством Ким Чен Ына и «мечтать другие мечты» будут караться по всей строгости закона как чрезвычайные преступления, за которые никому пощады не будет.
Правда, обратим внимание на то, несмотря на обвинения в антипартийной деятельности, в текстах практически нет указаний на то, кто еще был в клике Чана. На идеологические разногласия тянут разве что некоторые моменты в силе бухаринского «обогащайтесь». Это тоже не очень хорошо, — так делают скорее если надо искать стрелочников и иметь возможность обвинять всех кто не понравился.
Возможно, Чан действительно был против назначения молодого Кима, упоминал о его молодости и неопытности и метил из серых кардиналов в премьер-министры. Однако признаниям Чана о подготовке переворота я полностью не верю — могли и принудить, пусть даже план переворота (развалить экономику, взбунтовать народ, переманить армию, используя части под контролем членов клики) выглядит вменяемым. С другой стороны, в целом известно, что Чан пытался брать под контроль вооруженные силы и конфликтовал по данному поводу с военным руководством.
Еще одна интересная деталь в том, что, обвиняя Чана, власти не приравнивают его поведение к политике реформ. Чан лишь «прикидывался реформистом и собирался носить эту маску для того, чтобы после захвата власти он выгодно смотрелся в глазах международного сообщества».
Третий аспект говорит о том, что снятие Чана – признак чрезвычайной ситуации, касающейся не столько положения в партии, сколько состояния дел в командно-административной системе, в первую очередь – в области коррупции. В этом контексте обвинение в антипартийной деятельности не столько притянуто за уши, сколько призвано продемонстрировать, что проступки такого типа отныне будут восприниматься как антипартийные и антигосударственные преступления, на которые никто не будет закрывать глаза.
В этой связи весьма интересно, что именно было вменено Чан Сон Тхэку помимо обвинений в создании фракции и бытовом разложении. Ослабление руководства партии над силовыми органами можно трактовать и как желание остановить произвол, и как создание поблажек для коррупционеров, которых он набирал себе в штат. Формулировки про замешательство в финансовой сфере в зависимости от политических взглядов можно трактовать либо как указание на то, что Чан провалил некоторые реформы, либо как указание на коррупционные схемы, вовлекавшие в себя большой круг людей и способные нанести серьезные вред экономике страны. В том числе, и ситуация с занижением экспортных цен в обмен на «откаты», и положение дел со строительством.
Тут можно вспомнить и обвинения в адрес некоторых российских политиков, будто бы разбазаривавших ресурсы страны, и набор обвинений, выдвигавшихся против Юлии Тимошенко, которая тоже будто бы заключала заведомо невыгодные для страны сделки.
Интересна позиция преподавателя университета Такусёку Хидэси Такэсада, изложенная им в интервью агентству «Эн-Эйч-Кей»: «Чан Сон Тхэк играл важную роль в продаже Китаю северокорейских природных ресурсов. Он занимался торговлей на основе личного суждения, руководствуясь архаичными взглядами. Поэтому отстранение Чан Сон Тхэка может приблизить внешнюю политику и торговлю Северной Кореи к глобальным стандартам». По мнению Хидэси Такэсада, режим Ким Чен Ына будет усиливать контроль за любыми типами коррупции.
Добавим, что в 2000-х годах Чан Сон Тхэк и его супруга назывались одними из богатейших людей в КНДР, де-факто владевшими многими предприятиями и контролировавшими потоки импорта в страну. Указывалось, что по оценке ЦРУ на их банковских счетах в Швейцарии находится около 4 миллиардов долларов. В 2011 году Чан Сон Тхэк занимал первую строчку в списке лиц, на которых распространялись санкции Евросоюза в отношении Северной Кореи, предусматривавшие замораживание активов.
Понятно, что те, для кого Северная Корея – это последний остров социалистической духовности и идеальное отражение образа СССР, могут быть неприятно поражены известием о том, что в Северной Корее коррупция была, есть и весьма развита. Как серьезная проблема она известна еще с 1990-х, а развитие «параллельной экономики», в рамках которой, например, челноки откупались, чтобы не ходить на работу туда, где они официально числились, только усилило этот феномен. В мемуарах Кан Чхоль Хвана, посвященных КНДР после кризиса 1995-1997 гг., мы часто читаем о взятках представителям власти как принятой форме общения с ними.
Еще в 1998 г. на одной из закрытых встреч с представителями «Чхонрёна» (просеверокорейское землячество корейцев Японии) покойный Ким Чен Ир говорил, что «достаточно дать пару сотен долларов, и не устоит никто – ни синие погоны, ни красные» (т.е. ни армия, ни госбезопасность). Там же он упоминал о грандиозной афере, связанной с металлургическим комбинатом в Хванхэ. Тогда на фоне вызванного наводнениями кризиса комбинат невозможно было обеспечить электроэнергией и его пришлось временно остановить. Воспользовавшись этим, «некоторые негодяи» сговорились с руководством завода и, подкупив партработников и госбезопасность, стали демонтировать оборудование и продавать его как металлолом в Китай, меньше, чем за год разворовав завод примерно наполовину. Для кардинального решения ситуации завод был окружен военными, и там был наведен порядок.
Для идеальной антиутопии картинка, мягко говоря, нетипичная и свидетельствует об очень глубоком системном кризисе. Для того чтобы создать преступную группировку такого масштаба, требуются не только значительное количество сил и ресурсов, но и определенные настроения в обществе. И если подобное случилось еще 15 лет назад, то можно себе представить, насколько могло развиться положение к нашему времени.
Поэтому ситуация, при которой нарыв надо срочно вскрывать, невзирая на возможные осложнения, не менее вероятна, чем выпячивание на первый план внутрипартийных дрязг или особенностей характера Ким Чен Ына.
Насколько дальновидным был подобный ход? Ведь Ким Чен Ын таким образом ясно показал, что правила игры изменились. И многие, в том числе и автор, были несколько удивлены, предполагая, что Ким Чен Ын будет решать проблемы кадрового обновления менее радикальным способом. Да, обычно «заслуженных сановников», которых нельзя ни просто так уволить за некомпетентность (слишком много прошлых заслуг), ни сдвинуть на синекуру, лишив влияния (слишком много амбиций, будут сопротивляться), убирают при помощи чисток подобного рода, — 1937 год с польско-японскими шпионами – не исключение. Однако в условиях передачи власти от отца к сыну старые соратники отца (а в случае с Чаном – еще и члены семьи) находятся на своих постах благодаря мудрости и авторитету прежнего правителя и открыто их снимать – значит подвергнуть этот авторитет сомнению. Не случайно Ким Чен Ир решал эту проблему, создавая параллельные структуры власти, а окружению отца или «давали уйти» естественной смертью, или, если их снимали, то без шума и громких обвинений.
Правда, надо помнить, что Ким Чен Ира вводили во власть почти 30 лет, за которые у него была возможность создать и вырастить свои кадры. В случае с Ким Чен Ыном времени на подготовку было существенно меньше, а разница в возрасте между ним и остальными руководителями существенно больше.
Что несет такое решение? Во-первых, Ким радикально изменил правила игры и показал элите, что никто не может быть в безопасности. И если раньше коррупционеры могли думать, что власть «своих не сдает», и за их прегрешения они могут отделаться опалой, но не ликвидацией, теперь они могут пересмотреть точку зрения о том, кого им надо бояться больше – рисков, связанных со сменой режима, или деятельного руководителя страны. Открытое изменение правил игры может начать размывать опору власти.
Во-вторых, вычищенных должны сменить как минимум специалисты равной компетентности и равного количества. Есть ли у Ким Чен Ына такой резерв – хороший вопрос, ибо если основным качеством новых назначенцев станут молодость и лояльность, качество принятия решений может сильно снизиться и повлечь новый виток проблем, некоторые из которых мы довольно давно разбирали.
В-третьих, хотя Чана никогда не называли главой прокитайского лобби, известно, что именно он курировал всю торговлю с Китаем. Он же был автором хвангымпхёнского проекта – совместной экономической зоны с КНР, а «одной страной», в которой Чан принимал наркотики и растратил валюту, тоже, скорее всего, был Китай. Поэтому неясно, какова будет реакция Пекина на подобную публичную ликвидацию проверенного партнера.
Поэтому этот поступок Ким Чен Ына можно назвать довольно рискованным, хотя автору кажется, что основная причина лежит в тенденциях, связанных с развитием «параллельной экономики». С одной стороны, новый курс молодого руководителя предполагает определенную легализацию ряда ее элементов, с другой – параллельная экономика и связанные с ней неформальные структуры могут взять верх над существующей системой и окончательно оставить от нее только фасад. При этом речь не идет о большей демократии и реформах; скорее наоборот – Северная Корея может действительно покатиться к состоянию страны-изгоя. Впрочем, эту достаточно серьезную тему о том, при каких условиях КНДР может «впасть в бананизацию», стоит сделать темой отдельной статьи.
А пока мы отмечаем, что новый Ким активно ведет дело к самостоятельному правлению, и подобно тому, как КНДР Ким Чен Ира отличалась от КНДР Ким Ир Сена, новый облик Северной Кореи будет существенно отличаться от прежнего. Как это отразится на политической стабильности и экономических успехах страны, покажет время.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
