С самого начала своего руководства Вон стал разворачивать НСР в сторону подавления критики оппозиции. «Если ты против политики правительства, то ты коммунист и просеверокорейский элемент». По указанию Вон Се Хуна существенно расширило свой штат подразделение, которое занималось борьбой с «негативной пропагандой» (в первую очередь, в электронных СМИ). В качестве последней воспринималась любая критика в адрес правительства, и особенно ярко это стало заметно в предвыборный период.
Борьбу с оппозицией Вон вел не на жизнь, а на смерть. «Левацкие элементы, поддерживающие Северную Корею, пытаются снова дорваться до власти и поддерживают контакт с КНДР. Если мы решительно не ответим на это, то нашу службу могут ликвидировать», — так было дано указание начать пропагандистскую войну в Интернете. Следуя ему, сотрудники подразделения жали кнопки «за» или «против» на разных порталах, оставляли в соцсетях и на форумах комментарии, критикующие оппозиционных кандидатов и поддерживающие представителя правящего лагеря — Пак Кын Хе. Налицо нарушение как Закона о выборах, так и отдельного Закона о НСР, требующего от спецслужбы строгого политического нейтралитета.
Особый шарм» ситуации придает то, что в Южной Корее «запрещены анонимы». На всех серьезных сайтах или форумах требуется регистрация с указанием номера удостоверения личности. И писать по-другому нельзя. Сделано это было после того, как интернет-травля довела несколько человек до самоубийства. И формально цель заключалась в том, чтобы каждый в интернете «отвечал за свои слова», хотя очень многие усматривают в такой политике серьезные нарушения свободы слова. Это хорошо видно по тому, какова реакция российской аудитории на попытки ограничить российский интернет в южнокорейском ключе. Но у сотрудников разведки, естественно, была возможность использовать административный ресурс и писать не под своим именем.
Однако в спецслужбах нашлись те, кто посчитал, что их руководство ведет неверную политику. Информация о вмешательстве НСР в выборы попала в руки оппозиции, а позже офицер полиции рассказал СМИ, что его начальники дали указание «спустить на тормозах» всю эту историю. Пак Кын Хе тоже не оценила такую медвежью услугу, и Вон Се Хун оказался первым представителем администрации бывшего президента Ли Мён Бака, который подвергся аресту при новой власти. Как пойдет дело дальше, непонятно – с одной стороны, разбирательство вокруг злоупотреблений Вон Се Хуна своим служебным положением может стать сигналом к проведению проверок и большой кадровой чистке, которая позволит Пак избавиться он наследия Ли; с другой — многие считают, что прокуратура намеревается свести скандал к делу о взятках, спрятав то, какую (по мнению автора, невеликую) роль сыграла в победе Пак Кын Хе помощь «комментаторов в погонах». Оттого левые очень активно и серьезно протестуют против того, что расследование идет недостаточно активно и быстро, а правая пресса намеренно замалчивает их митинги.
Вообще, южнокорейская разведка при Ли Мён Баке стала в определенных кругах притчей во языцех. Специалистов (в том числе – по России) оттуда выдавили в пользу тех, кто был менее компетентен, но более лоялен, и создавалось впечатление, что всё, что может НСР – это производство в промышленных масштабах «быстро падающих» уток, посвященных ужасам Северной Кореи.
Приведу только один пример, причем – посвященный не Северу. Инцидент произошел во время визита в Сеул президента Индонезии. Случайно вернувшийся в свой гостиничный номер один из членов делегации обнаружил, что в его комнате находятся три человека – двое мужчин и одна женщина, пытающиеся скопировать из его служебного компьютера информацию, касающуюся позиции Джакарты по военно-техническому сотрудничеству с Сеулом. Когда дипломат поднял шум, взломщики спрятались на балконе, а затем предъявили нагрянувшей специальной следственной бригаде полиции удостоверения сотрудников НСР. Вдобавок троицу зафиксировали камеры наблюдения отеля, а на месте происшествия остались отпечатки их пальцев.
После такого в Южной Корее разведку не ругал только ленивый. Вон Се Хуна требовали снимать уже тогда, тем более что быстро выяснилось, что он никогда не имел никакого отношения к спецслужбам, и занять такой ответственный пост ему помогло хорошее личное знакомство с Ли Мён Баком: в 2003-2006 гг. Вон служил заместителем Ли, когда тот был мэром Сеула, а затем помогал ему в предвыборной кампании. Говорили и то, что подчиненные Вона вряд ли бы решились на такую самодеятельность, как взлом комнаты индонезийского официального представителя: санкцию давал на это либо Вон, либо кто-то из его непосредственных заместителей. Но слишком ценный кадр удержался в своем кресле.
Кстати, то, что заговорщики планировали что-то аж с 2004 года, а разведка узнала об этом только сейчас, вполне вписывается в общую картину. Ведь даже об изменениях в северокорейской конституции там узнали и широко объявили примерно с полугодовым опозданием.
Понятно, что в такой ситуации и на фоне возможных реорганизаций разведчикам стоит зримо и красиво доказать, что они не зря едят свой хлеб и способны на что-то действительно серьезное. Разоблачение попытки переворота – удобный шанс показать себя с хорошей стороны, хотя, похоже, перемен не избежать. Новым руководителем службы назначен бывший военный, а 26 августа 2013 г. на совещании Пак Кын Хе отметила, что структурное реформирование отечественной службы разведки уже началось, выразив твердое намерение провести реформы НСР, направленные на повышение эффективности работы данного ведомства.
Выступая же в отношении заявлений оппозиции о возможном вмешательстве спецслужб в ход последних президентских выборов, Пак Кын Хе подчеркнула, что ничего подобного не было и быть не могло.
Еще один внутриполитический аспект проблемы заключается в противоречиях между сторонниками Пак Кын Хе и Ли Мён Бака. Хотя оба политика принадлежат к правому лагерю, госпожа Пак ведет себя куда более конструктивно, и ее курс направлен на восстановление доверия между Севером и Югом. Это не предполагает односторонние уступки, однако Север не воспринимается ею как режим, который нужно как можно быстрее уничтожить, несмотря на последствия. Однако во властных структурах, особенно – в силовых, как на высшем, так и на среднем уровне, осталось много сторонников Ли Мён Бака. Обострение отношений между странами или громкое дело вроде разоблаченного заговора леваков льет воду на их мельницу, потому что вынуждает президента быть более жестким в отношении КНДР. Это, конечно, не означает, что налицо стопроцентная провокация, но учитывая то, чем занимались эти люди при Ли Мён Баке, я оцениваю такую вероятность как достаточно высокую.
Несколько странен и факт использования аудиозаписей как первой объявленной улики. Оно хорошо смотрится в глазах массового читателя новостей, но обычно обсуждения такого типа не записывают на диктофон и стараются скрыть. Потому единственная версия, исключающая фабрикацию, заключается в том, что записи делались тайно и теми, кто был связан со спецслужбами. Но это вызывает новый вопрос. Не имеем ли мы дело с аналогом спецоперации, когда секретный сотрудник, скажем, ФБР, внедряется в, скажем, группу скинхедов и предлагает им совершить некое преступление? Если они согласились, провокатор сдает их куда следует, потому что следствию будет важен факт согласия, умысла и подготовки, а не то, кто первый предложил, ибо благонамеренные граждане могли такое и отвергнуть.
Корейская политическая культура со времени правления военных, конечно, продвинулась в сторону демократии, но авторитарный компонент там весьма силен. Первый гражданский президент Ким Ён Сам принимал законы, имеющие обратную силу, и открыто заявлял в своих речах, где еще должны быть обнаружены взяточники и коррупционеры. А покойный Но Му Хён, который принадлежал к совсем другому лагерю, печально прославился не только организацией травли своих противников, которая довела их до самоубийства, но и попыткой создать люстрационные списки, в которые входили не только прояпонские коллаборационисты или одиозные деятели военного режима, но и их потомки (в частности, Пак Кын Хе). Поэтому у автора нет уверенности в том, что дальнейшее рассмотрение этого громкого дела будет кристально честным.
Скорее, ожидается нечто, напоминающее то, как расследовали гибель корвета «Чхонан» в 2010 г. Напомним, что тогда решающей уликой были объявлены выловленные «обломки северокорейской торпеды», которые были настолько покрыты ракушками и коррозированы, что неясно, могла ли торпеда обрасти ими за месяц. К тому же, представленные куски были похожи не только на северокорейский чертёж торпеды, но и на южнокорейский вариант, да и вообще (по официальному заявлению, из-за ошибки технического персонала), «подходящий» к обломкам чертеж подобрали только со второго или третьего раза.
Пресловутое «северокорейское клеймо», точнее, «№1» написанный на одной из деталей фиолетовым маркером, породило еще больше сомнений. По сути, выводы комиссии были основаны лишь на произвольной трактовке принадлежности фрагмента торпеды, исходя только из ее внешней маркировки, без проведения открытой типологической экспертизы.
Один из членов комиссии по расследованию, Син Сан Чхоль даже написал открытое письмо с выражением несогласия и довольно подробным разбором его причин. Кроме того, Син намекал на фабрикацию улик и сказал, что надпись «номер один», похоже, сделана в Южной Корее. Тем не менее, публично сомневаться в официальной версии скоро стало опасно. Военные обратились в прокуратуру с обвинениями Син Сан Чхоля в том, что он «распространял ложные сведения и нанес ущерб авторитету вооруженных сил». Когда весьма известная в Корее общественная организация передала послам стран-членов Совета Безопасности ООН письмо, в котором поставила несколько вопросов по поводу результатов расследования, ей пригрозили преследованием согласно все тому же ЗНБ: вопросы по поводу результатов расследования подрывают дипломатические усилия Республики Корея, которая добивается наказания Пхеньяна, и таким образом приносят пользу врагу. А для того, чтобы дезавуировать мнение значительной части рядовых граждан, представители спецслужб заговорили о страшных северокорейских хакерах, которые, оказывается, крадут пароли добропорядочных студентов и домохозяек и от их имени пишут на форумах о том, что официальная версия шита белыми нитками.
Так что будем с интересом ожидать развития событий, не выпуская из внимания все их варианты, но принимая во внимание написанное выше.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
