Фото: Forbes
В новой серии статей автор продолжает публикацию материалов для лучшего понимания ситуации на Корейском полуострове и возможных перспектив ее развития. С первой частью статьи вы можете ознакомиться здесь.
В случае объединения все эти люди окажутся выброшенными на обочину. Чиновники — потому что они служили старому режиму, а новый придет со своими кадрами – созданные еще в 1950-е «органы управления северными провинциями» никто не отменял, и чиновники там готовятся вплоть до уровня ректора вуза. Военные – потому что 4-ая по величине армия в мире вряд ли будет кому-то нужна (потому что они не знают современную военную технику). Инженеры и врачи – м. б. потому что они работают с технологиями в лучшем случае 30-летней давности и не знакомы с компьютерной грамотой и английским языком (добавим, что это, в основном, люди старшего поколения, которым вообще переучиваться тяжело в силу их возраста). Практически все состоятельные люди (те самые новые корейские бизнесмены) также — либо выходцы из нынешней политической элиты, либо с ней связаны, и в случае объединения с Южной Кореей их бизнес рухнет.
Даже если смена режима НЕ будет сопровождаться охотой на ведьм и сведением счетов, проблемы остаются. Хотя материальное положение северокорейцев улучшится, оно а) улучшится не настолько, чтобы желания совпали с возможностями (те, кто «ждал перемен», рассчитывают на то, что при новой системе все бонусы старой останутся с ними, и, не получив ожидаемого, начинают за него бороться); б) неминуемо будет сочетаться с превращением северян в народ второго сорта или сдвигом их на социальное дно. При этом по уровню развития демократии (общие свободы, социальные программы, роль и место профсоюзов и т. п.) Южной Корее очень далеко до Западной Германии. Ведь к объединению восточных немцев во многом толкнуло представление о достаточной защищенности масс на Западе.
Осложняют задачу и клише «холодной войны». Если, как в случае с Германией, речь будет идти об объединении на идеологической и экономической базе одной из сторон, инерционные тенденции в пропаганде могут сформироваться в полновесный комплекс победителя и побеждённого со всеми его последствиями для общества уже единой страны. Но между немецкими государствами не было братоубийственной войны, которую очень хорошо помнит старшее поколение и на Севере, и на Юге, подсознательно воспринимая другую сторону как врага. Северокорейцы, которые участвовали в войне, абсолютно справедливой с их точки зрения, безусловно, будут куда более жестко противостоять попыткам Юга навязать им свой образ жизни и тем более выдвигать претензии к ним как к агрессорам.
С поправкой на разницу в менталитетах это закладывает в общество объединенной Кореи структурную мину небывалой силы, тем более что пропаганда КНДР не работает уж совсем вхолостую. Даже если большинство населения сменит свои взгляды, какое-то количество «истинно верующих» все равно останется, и их будет довольно много. Такое меньшинство способно воспринимать ситуацию как предательство и оккупацию, особенно если вместо примирения и забвения прошлого новая власть все-таки начнет «охоту на ведьм», опираясь на Закон о национальной безопасности, который очень четко говорит о том, что надо делать с членами антигосударственной организации, незаконно захватившей и удерживавшей пять северных провинций (что в случае, если консерваторы будут у власти, более чем вероятно).
В результате мы «наконец» можем получить чучхейских террористов со всем, что к этому прилагается и с учетом того, что последние годы КНА готовилась именно к партизанской/диверсионной войне. Добавим к этому, что в указанную выше страту входит прослойка специалистов достаточного уровня, теоретически способных «собрать бомбу на заказ». Пока существует КНДР, они заняты делом, и целый комплекс моральных и материальных мотиваций удерживает их от работы «на чужого дядю». Но если Северная Корея прекратит свое существование, эти люди утратят свой привилегированный статус. Рациональным выходом для них в такой ситуации будет бегство за рубеж и поиск спонсора, либо участие в террористической деятельности дома.
Большинство, конечно, уйдет не в террористы, а в криминалитет, который будет способен создать преступные группы, распространенные по всему региону и, вследствие своего прошлого и полученной боевой и психологической подготовки, способные оказаться серьезным конкурентом Триаде, якудза и российским браткам. Как отметил один из моих отечественных респондентов, «если они появятся у нас, точно выгонят кавказцев со всего Дальнего Востока России, а, возможно, и из Сибири».
Сочетание роста социального напряжения, появления криминала и неиллюзорной террористической угрозы естественно приведет к закручиванию гаек. Государство станет куда более полицейским. А с учетом того, что в РК и сегодня за скачивание северокорейской музыки можно получить условный срок, регистрация в интернете проходит по паспорту, а супружеская измена, если не ошибаюсь, еще считается уголовным преступлением, мы можем быстро вернуться к 1990-м годам с полицейскими пытками, преследованием гражданских активистов, разгоном студенческих и профсоюзных демонстраций и т. п.
Последняя группа проблем – внешнеполитические. Они связаны как с тем, какие карты будут разыграны для решения внутриполитических проблем и насколько зависимой окажется объединенная страна от внешнего воздействия.
Первая часть внешнеполитических проблем связана с тем, что американские войска из «увеличенной РК» никуда не денутся. Более того, если объединение случится как итог военного конфликта с участием США, они распространят свое присутствие и на север, выйдя на китайскую и российскую границы, существенно увеличив свое военное присутствие, которое и сегодня, в основном, направлено против России и Китая. Только в этом случае позиции Америки в регионе существенно упрочатся. Корейский полуостров не случайно называют мостом в Китай, и понятно, как такое изменение скажется на региональной геополитике. Интересы и Китая, и России существенно пострадают.
Сюда же потенциальная зависимость от кредиторов объединения, при том, что РФ в этом списке точно не будет.
Вторая часть внешнеполитических проблем будет связана с тем, как «Большой Сеул» будет решать все те свои внутренние проблемы, о которых мы говорили ранее. Поиск внешнего врага и использование националистической карты – весьма соблазнительное искушение, тем более что национализм — единственное, что точно связывает северян и южан. Поэтому стоит ожидать роста «мелкодержавного шовинизма», при помощи которого националисты пытаются компенсировать разницу между желаемым и действительным положением страны на международной арене.
Уже сегодня внутри РК наблюдается ограниченное поощрение тех, кто говорит о территориальных претензиях Кореи к ее соседям, а в перспективе – об объявлении корейскими землями Маньчжурии и Приморья. Несмотря на то, что с точки зрения логики и международного права они выглядят как требование «вернуть России Аляску», в Корее они воспринимаются как значительно менее маргинальные.
Именно потому тема специфического поведения и территориальных претензий к соседям со стороны объединенной Кореи кажется мне весьма вероятной. Здесь современная Россия может оказаться более лакомой мишенью, чем Китай. Можно и вспомнить мифы об извечной русской угрозе Корее, и возложить на Советский Союз (и его правопреемника – Россию) всю ответственность за раскол страны, создание КНДР и Корейскую войну, и начать выдвигать территориальные претензии: древнекорейское государство Когурё и условно корейское государство Бохай простирались и на территорию российского Приморья за тысячи лет до того, как туда пришли русские – отдайте, это наше!
Заметим, что все эти проблемы мы описывали, исходя из самого благоприятного сценария, при котором если военный конфликт и был, то закончился он быстро и относительно безболезненно. А если нет, то просто напомню, что при неблагоприятной розе ветров радиоактивное облако от уничтоженных северокорейских ядерных объектов достигнет Владивостока примерно через два часа. Остальное, в том числе и внутриполитические последствия для России, пусть аудитория представит себе сама.
Резюмируя: объединение Кореи может быть разным, и последствия его – тоже разными, не случайно с конца 1990-х и до Ли Мён Бака позиция Сеула в этом вопросе сводилась к следующему: «мир (причем под словом «мир» понимался скорее статус-кво) важнее объединения», которое непременно наступит, но не сейчас. Даже «немецкий вариант» приводили в пример в другом контексте, вспоминая существование рядом двух таких государств с общим языком и очень близкой культурой, как Германия и Австрия.
А у объединенной Кореи проблем будет гораздо больше, чем полагают те, кто считает этот сценарий хэппи-эндом. Как сказал один из преподавателей Центра Исследований Безопасности в АТР (США), если объединение произойдет сейчас, то через 50 лет после этого Объединенная Корея, конечно, может стать державой уровня Китая или Японии, однако для этого она должна благополучно пережить первые 5-10 лет, что будет чрезвычайно накладно.
И главное, новая страна совсем не будет той Республикой Корея, которую мы знаем, а комплекс связанных с ней региональных проблем (в том числе, затрагивающих Россию) может оказаться не менее острым, чем нынешние, связанные с КНДР. Только решать их будет гораздо труднее.
Так, может быть, лучше придерживаться статус-кво?
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН – специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».