Межкорейское обострение, наложенное на тот образ Северной Кореи, который существует в массовом сознании вообще, породило весьма распространенное настроение категории «Не пора ли закрыть этот надоедливый и одиозный режим? Скорее бы он лопнул, две Кореи бы объединились, и на всём Дальнем Востоке наступили бы мир и спокойствие».
Сторонники такого подхода (в том числе, экс-президент РК Ли Мён Бак) исходят из представления о том, что объединенная страна будет полным аналогом нынешнего Юга. Как сказал по этому поводу Ли Мён Бак, «то кхын Тэхан мингук» (перевод: «Еще большая Республика Корея»). С таким же уровнем экономического процветания, с таким же уровнем личной безопасности (в том числе, для иностранцев), с таким же уровнем развития гражданского общества и гражданских свобод. Последствия объединения они представляют себе приблизительно по аналогии с объединением Германии, где все обошлось, вроде бы, без серьезных происшествий. Достаточно будет провести серию реформ, установить свои порядки и репрессировать несогласных. Чаяния страдающего под гнетом диктаторского режима народа, наконец, сбудутся, а угнетавшая его прослойка понесет заслуженное наказание.
К сожалению, такого не будет. Представим себе, что в обозримом будущем (в результате данного обострения или через пару-тройку лет) объединение (а точнее – поглощение Севера Югом) действительно происходит, и посмотрим на те блоки проблем, с которыми столкнется объединившаяся Корея.
Сразу же заметим, что германский вариант здесь не релевантен. Во-первых, ГДР входила в первую десятку экономик Европы, а разрыв между экономиками Севера и Юга очень велик. Во-вторых, между ГДР и ФРГ не было трехлетней войны, которая задела каждую семью. Эта тень исторического прошлого, которая подкреплялась идеологическим противостоянием «холодной войны», была и остается серьезным препятствием, но сегодня к нему добавляются минимум четыре группы рисков, понимание которых заставляет с осторожностью относиться к идее объединения, особенно – в ближайшем будущем.
Первый и самый очевидный блок – экономические трудности. Освоение Северной Кореи так, чтобы она не стала для Юга только источником дешевой рабочей силы, займет много времени. Потребуется большой комплекс усилий хотя бы для создания там работающей транспортной инфраструктуры. По выкладкам американских экономистов, опубликованным в журнале «Wall Street Journal» в начале 2000-х, объединение страны будет стоить 1,5 триллиона долларов, что составляло валовой национальный продукт РК за три года. Современные расчеты говорят уже о двух-пяти триллионах, и тоже исходя из того, что все случится мирно. Если же брать в расчет сценарии с гражданскими войнами, расходы будут заоблачными.
Дополнительное бремя даже в 2 трлн. долларов страна не вынесет, и неясно, сколько еще лет потребуется для того, чтобы подобную сумму можно было выделить из бюджета Юга без серьезных внутренних потрясений и резкого снижения уровня жизни, не говоря уже о больших суммах. Ли Мен Бак пытался решить грядущие финансовые проблемы за счет введения специального налога, предложенного им публично в августе 2010 г., но эта инициатива встретила протесты общества, и пришлось «отыграть назад».
Это значит также, что при внезапном объединении указанный объем расходов ляжет на экономику РК очень тяжелым бременем вне зависимости от того, будет ли Южная Корея платить за все сама или будет вынуждена прибегнуть к помощи внешних кредиторов, имея шанс влезть в не менее серьезное долговое ярмо, чем во время «эры МВФ» или Южной Кореи до прихода к власти военных, когда до 40 % доходной части бюджета составляла американская помощь. Об экономическом росте и проектах, направленных на повышение уровня жизни населения, можно будет забыть и, возможно, надолго. Хорошо, если уровень жизни южан просто не будет расти. Падение – вариант более реальный.
Между тем, в Южной Корее только-только начала меняться экономическая политика и взят курс на построение социального государства. Это первая попытка в Восточной Азии построить шведскую модель: расширение бесплатной медицины, ввод бесплатного дошкольного образования и 50-процентное снижение расходов на образование остальных ступеней, развитие государственной пенсионной системы и даже необычная для РК оплата сверхурочных. Это весьма серьезные затраты, требующие повышения налогов, но в случае внезапного объединения либо они будут свернуты, потому что нужно будет осваивать Север, либо продолжены, а Север будут финансировать по остаточному принципу.
Будут ли корпорации РК реанимировать промышленность КНДР для своих целей? Наиболее вероятно развитие ситуации по германскому варианту, когда северокорейскую рабочую силу будут использовать на южнокорейских предприятиях. При этом, скорее всего, на неквалифицированных работах. Так вполне может образоваться замкнутый круг, когда из-за экономических проблем рабочая сила перемещается в более развитые части страны, а её недостаток в отстающих регионах ещё более затрудняет их экономическое развитие.
Незавидное положение остатков промышленности КНДР будет связано с еще одним фактором: часть расходов «счета за единство» неизбежно принимают на себя крупные концерны, но подобные расходы приемлемы для них только в том случае, если в результате они не получают себе конкурентов за свои же деньги. Поэтому промышленность «новоприсоединённых земель» будет частью приобретена, частью просто остановлена новыми владельцами. Ситуация, когда заводы и фабрики будут закрыты, а вместо них будут открыты супермаркеты, будет мало способствовать национальному единению.
Но чем меньше будут вложения в Север, тем больше будет проблем социально-психологических, относящихся ко второй группе. Эти проблемы связаны с тем, как северокорейцы будут интегрироваться в поглотившее их страну общество.
С увеличением контактов стало виднее, что на Севере и Юге, возможно, живут разные корейцы, и ментальность жителей Севера очень сильно отличается от ментальности жителей Юга. Отличаются они и по особенностям языка, — де-факто на Севере и Юге сформировалось самостоятельные варианты литературного языка, что очень серьёзно увеличивает взаимонепонимание. Если верить экс-президенту РК Ким Дэ Чжуну, во время саммита в Пхеньяне в 2000 г. он и Ким Чен Ир понимали друг друга примерно на 80 %.
Более того, даже по росту и виду из-за определённого недоедания на Севере и европейской пищи на Юге северные и южные корейцы довольно разительно отличаются друг от друга внешне, отчего южане уже не воспринимают северян как «полностью своих». А ведь даже краткое разделение на две страны вместе с традиционными и повсеместно существовавшими региональными отличиями приводит к тому, что разделение на «мы» и «они» сразу не исчезает. Более того, это разделение будет подстегиваться трудностями адаптации и тем, что региональные различия между Севером и Югом глубже, чем, скажем, традиционный южнокорейский регионализм.
Грядущие проблемы хорошо иллюстрируются целой серией материалов, посвященных тому, как адаптируются к современным южнокорейским реалиям те представители КНДР, которым удалось попасть на Юг. Многие сложности вызваны непривычным для них укладом жизни. Это незнание в «местном» объеме английского и иероглифики, неумение обращаться с южнокорейским оборудованием любого вида, отсутствие требующегося в условиях Юга уровня и качества образования. Как правило, бывшие северокорейцы оказываются на низших ступенях общественной лестницы. По данным корейских социологов, среднемесячный доход семьи перебежчиков был почти в три раза ниже дохода средней южнокорейской семьи. Быть женатым на беженке с Севера непрестижно, и сам этот факт скрывается.
Беженцев при этом упрекают в лени и лживости, особенно – перебежчиков, которые часто активно лгут для того, чтобы повысить свой статус, и готовы изобретать любые мифы, чтобы доказать свою ценность (последнее понятно, т. к. перебежчиков все больше и в среднем отношение к ним все хуже). Северокорейским рабочим приписывают менталитет совковых работяг, которым нужен постоянный присмотр, указывают на их склонность к агрессии и желание решать проблемы силой.
Выходцы с Севера жалуются на дискриминацию, на то, что к ним относятся как к гражданам второго сорта, на сложности с трудоустройством и стремятся покинуть РК в поисках «еще более лучшей доли». Согласно исследованию, проведенному в сентябре 2004 г. газетой «Сеге ильбо» среди 100 перебежчиков, находящихся в Южной Корее, 69 % опрошенных сообщили, что хотят уехать за границу. Более того, 33 % респондентов заявили, что вернулись бы и обратно в Северную Корею, будь у них такая возможность. Живущие на Юге северяне считают, что южане «эгоцентричны, корыстны, холодны и высокомерны к бедным и неудачливым». «Север живет бедно. Но насколько он беден, настолько же и внимательны его люди друг к другу. Там нет здешнего бессердечия».
Того, что делается для адаптации беженцев к современной жизни, недостаточно даже для нынешней ситуации. Вопрос – как пойдут процессы после того, как сходные трудности будет испытывать треть населения объединенной страны?
Скажется это и на уровне личной безопасности. Если треть населения страны будут составлять люди с иным менталитетом, привыкшие выживать любой ценой и при этом оказавшиеся в нише «корейцев второго сорта», то типичная для современного Сеула картина, когда на скамейке в парке модно оставить ноутбук и вернуться за ним через два часа, станет фантастикой.
В следующей статье буду рассмотрены таке проблемы, связанные с возможным объединением двух государств, как социально-политические и внешнеполитические.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН – специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
