Фото: Flickriver
В последний период мы являемся невольными свидетелями усиливающегося противостояния Франции и Катара за влияние в странах Ближнего Востока. И в этом контексте весьма примечательны действия Каира, активно пытающегося использовать эту складывающуюся ситуацию для получения собственных дивидендов.
В начале апреля столицу Франции посетил глава внешнеполитического ведомства Египта К. Амр. По сообщениям египетских информагентств, министра иностранных дел АРЕ принял не только его французский коллега Л.Фабиус, но и президент Франции Ф. Олланд. Это дало возможность как самому К. Амру, так и подконтрольным медиа рассыпаться в риторике на счет «близких отношений» и «стратегического сотрудничества» между Каиром и Парижем.
Впрочем, тот, кто внимательно следит за развитием ситуации в регионе, не мог не заметить определенного смещения акцентов между Египтом и Францией в последнее время. Особенно это касается тех вопросов, где напрямую сталкиваются интересы Франции с главным «спонсором» арабских восстаний, в т. ч. и египетского, — Катаром.
А ведь до египетской «революции» января-февраля 2011 г. все было совсем по-другому. На протяжении последнего десятилетия в своей европейской политике «мубараковский» официальный Каир традиционно был ориентирован на Францию и использовал французский вектор своей внешней политики, главным образом, по двум причинам:
— во-первых, для «внешнеполитического торга» с США и РФ (прежде всего, в сфере военно-технического сотрудничества), Германией (в вопросе финансовой и технической помощи со стороны ФРГ с целью обустройства египетско-палестинской границы), а также Саудовской Аравией (относительно имиджа «ключевой региональной страны» и «главного миротворца» на Ближнем Востоке);
— во-вторых, для «внутреннего пользования» (для сохранения властных позиций внутри страны путем усиления собственной дипломатической активности).
В свою очередь, Египет традиционно являлся «ключевым» государством французской ближневосточной политики, заметно активизировавшейся еще со времен президента Н. Саркози, который задекларировал свою решимость перейти на качественно новые отношения с государствами т. н. «южного партнерства» Евросоюза. Для этого Н. Саркози использовал и личные связи, и свою любимую, но все еще неработающую внешнеполитическую «игрушку» — «Союз для Средиземноморья».
В желании Франции играть ведущую роль в регионе усматривается сразу несколько причин. В первую очередь, это существенное повышение в начале ХХІ века роли энергетических ресурсов ближневосточного региона в глобальной энергетической системе. Кроме того, произошла определенная потеря США доминирующих позиций на Ближнем Востоке в результате ряда внешнеполитических просчетов Вашингтона. И как результат — активизация главных конкурентов США на ближневосточном направлении (ряд американских специалистов по ближневосточной проблематике называет эту активность кампанией по «выманиванию арабских стран из американского лагеря»).
Ну и, разумеется, это неспособность стран региона самим обустроить свое политическое, экономичиское и гуманитарное пространство, создать стабильную систему внешних связей (на- подобие Евросоюза), что превращает Большой Ближний Восток в своеобразный «геополитический полигон» для решения колизионных моментов между главными субъектами мировой политики.
В этих условиях и из-за происходящих в регионе дестабилизационных процессов Париж, как главный «оператор» евросоюзовской политики т.н. «южного соседства» пытается создать свого рода «санитарный пояс от Украины до Марокко» по всему периметру южной и восточной границы ЕС. В этой развязанной Парижем игре Египет приобретает стратегическое значение не только для Франции, но и для всего Евросоюза. Этому способствует целый ряд факторов:
— географическое положение («завязанность» как на ближневосточной, так и на африканской проблематике);
— амбиции играть роль регионального лидера (главным образом, через наличие одной из самых сильных армий и наибольшей численности населения на Ближнем Востоке);
— угроза массовой эммиграции граждан Египта в европейские страны, учитывая демографический бум, который ныне наблюдается в этой стране (с 1995 г. по март 2013 г. население страны выросло на 25 млн. человек – с 60 млн. до 85 млн., в среднем годовой прирост населения за этот период составил около 1,3 млн. человек), а также неудачные попытки правительства АРЕ снизить темпы роста населения и неспособность обеспечить его минимальные потребности.
И все бы неплохо, если бы главные «забойщики» нынешних трансформаций на Большом Ближнем Востоке – Франция и Катар в последнее время не начали выяснять отношения между собой. Фактически ныне мы являемся свидетелями уже практически неприкрытого противостояния между Парижем и Дохой. Сначала это проявилось на ливийском направлении, где за вождями ливийских племен богатой нефтью Киренаики стоит Катар, который к середине прошлого года уже особо не сдерживал своего раздражения по поводу парижской активности в Африке.
Яркое тому подтверждение — гибель в Ливии двух руководителей французских частных охранных фирм, тема т.н. «французского долга», впервые озвученная еще в прошлом году самым разговорчивым из сыновей бывшего лидера Джамахирии — Сейфом аль-Исламом, а также участившиеся язвительные нотки в адрес французского руководства в репортажах катарской «Аль-Джазиры».
Кроме того, если присмотреться к исламистским группировкам, бросившим вызов Парижу в Мали («Аль-Каида в странах исламского Магриба», салафитское «Движение за единство и джихад в Западной Африке», а также группировка «Ансар ад-дин»), то и за их спинами мы сможем разглядеть контуры неугомонных в последние годы некоторых арабских монархий Персидского залива.
Проанализировав руководящий состав ведущей группировки «Ансар ад-дин» («Защитник веры»), можно заметить весьма интересную картину. Так, ее основатель, а ныне идеологический и военный командующий «шейх» Ияд Аг Агали, еще будучи консулом Мали в Саудовской Аравии, глубоко проникся там идеями салафизма и радикального исламизма (за что, собственно, и был отозван домой). Нити же от «второго номера» организации и одного из самых знатных людей Северного Мали — Альгабасса Аг Инталлы, и вовсе тянутся к Дохе. Принято считать, что именно он, имея хорошие связи с катарскими эмирами, контролирует денежные «вливания» Катара в «Ансар ад-дин».
В общем, вполне очевидно, что на малийском театре военных действий мы фактически имеем дело с продолжением французско-катарского противостояния. В мировой истории уже не раз случалось, что бывшие союзники, достигнув желаемого результата, приступали к разделу добычи. И если в ближайшее время главные действующие лица в борьбе с «авторитарными режимами» Большого Ближнего Востока не договорятся между собой относительно сфер влияния в Северной Африке, то мы станем свидетелями дальнейшего обострения ситуации в регионе т.н. «Западного Судана» с разрастанием конфликта на соседние территории.
А это значит, что и Париж, и Доха будут всячески пытаться привлечь на свою сторону «ключевые» страны региона. С другой стороны у таких государств, как Египет, появляется дополнительная опция продолжать свою излюбленную еще со времен Х. Мубарака политику балансирования.
Поэтому, судя по всему, мы и дальше будем слышать с берегов Нила, с одной стороны, в угоду своим катарским спонсорам, заявления президента Египта М. Мурси о том, что Каир не приветствует прямое военное вмешательство Франции в военный конфликт на территории Мали. А с другой стороны — риторику министра иностранных дел АРЕ К. Амра о «стратегическом сотрудничестве» между Египтом и Францией.
Как бы только Каиру вновь не заиграться своей политикой балансирования и в очередной раз не перехитрить самого себя.
Виталий Николаевич Билан — кандидат исторических наук, эксперт по Ближнему Востоку, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
