EN|FR|RU
Социальные сети:

К ситуации на Корейском полуострове. Часть 2

Константин Асмолов, 19 марта

https://www.foreignpolicyi.org/content/administration-must-alter-north-korea-policy-light-recent-developments-says-fpi-executive-diАвтор продолжает публикацию важной серии материалов для лучшего понимания ситуации на Корейском полуострове:
• Как Северная Корея и Запад видят друг друга и насколько между ними велико не только недоверие, но и непонимание;
• Как выглядит государственная система Севера сейчас, и  насколько новый руководитель сам по себе увеличивает или уменьшает стабильность;
• Как будут складываться отношения КНДР с Китаем и Россией;
• Насколько увеличивается вероятность военного конфликта по «случайным» причинам. С первой частью данной статьи вы можете ознакомиться здесь.

Взгляд из-за железного занавеса

Северная Корея тоже имеет свои шоры восприятия, и ее специалисты по Западу (в широком смысле этого слова) совершенно необязательно понимают те его особенности и процессы, которые нам кажутся очевидными. Идеократические догмы довлеют над ними и во многом заставляют реагировать на внешние раздражители определенным образом; плюс косность, которая мешает принятию нестандартных решений.

Вообще, когда мы иногда задаём вопрос «Почему они до сих пор не сделали ЭТОЪ?», более правильной формулировкой может оказаться «Откуда и как они могли узнать и понять, что надо делать ЭТОЪ». Была ли у них возможность узнать об ЭТОМЪ и понять, что надо делать именно так?

Поясним этот момент рассказом о том, как выглядит воспитание кадров с формально экономическим образованием. Большинство учится на факультете политэкономии университета им. Ким Ир Сена (Кимдэ), где дают смесь чучхе и советской политэкономии 1960-х. Кроме того, никто не поставит двойку сыну руководителя высокого ранга. Меньшая часть учится за рубежом. В основном, в КНР (Шэньян), однако есть и те, кто учился в США, Канаде, Франции или Швейцарии. Но это – меньшинство в меньшинстве, и автор наталкивался на слухи о том, что реформы лета 2012 г. свернули потому, что их было некому проводить в жизнь. Старые кадры на местах просто не знали или не понимали, что надо делать.

Затем, железный занавес не позволяет даже не столько собирать адекватную информацию об окружающем мире, сколько её адекватно анализировать. Во-первых, чем более закрыто общество, тем меньшее количество людей допускаются к пребыванию вовне, особенно на долгое время, однако небольшое количество профессионалов, равно как и большое число людей, которые плохо знают реалии, неспособны создать большую разветвлённую сеть данных.

Во-вторых, те, кто будет анализировать эти данные и делать по ним какие-то выводы, чаще всего — люди, которые сами за занавес не ходили. Следовательно, уже на этом этапе данных к ним будет примешиваться какая-то доля предубеждённости. И это накладывается на «в-третьих»: представление о том, что разведка всегда докладывает точно, так же неверно как то, что военные и политики принимают решения основываясь на данных разведчика или консультируясь с ним.

Понятно, что такая ситуация позволяет северокорейским дипломатам говорить врагу «Нет» и стойко противостоять проискам, но понимания внутренней логики оппонента она не даёт.

Посмотрим также на северокорейское общество с точки зрения поколений. В северокорейском руководстве можно увидеть поколение младших соратников Ким Ир Сена (80+ летние), поколение соратников Ким Чен Ира (60-70-летние) и 30-летний Ким Чен Ын, у которого команды одногодков нет.

Те, кто родился в 30-ых, это, конечно, уже не партизаны, но партизанские дети, выросшие под влиянием сходных мировоззренческих особенностей. Люди, выживавшие в самом депрессивном и нищем регионе страны, после которого Хабаровск казался раем. Люди, пережившие на своей шкуре или видевшие своими глазами применение напалма и ковровых бомбардировок. Корейская война — часть их личной истории, и ощущение реальной угрозы стране в них очень сильно въелось.

У следующего поколения 50-х годов рождения Корейская война тоже является частью личной истории, которую никак не вытравить. При этом они формировали свои взгляды в условиях меньшей свободы мысли и большей автаркии.

В результате у «геронтократии» достаточно личного опыта, чтобы воспринимать США как абсолютное зло, с которым принципиально нельзя и не имеет смысла договариваться. Также они склонны эмоционально преувеличивать американскую мощь. США и уверены в том, что в случае войны США точно применят против Северной Кореи ядерное оружие, ибо для них оно чуть-чуть не было применено в Корейской войне.

Надо отметить и их понимание независимости, которая была у поколения Ким Ир Сена своего рода фетишем. Те, кто вырос в условиях борьбы фракций, а затем был вынужден заниматься освободительной деятельностью за рубежом, хорошо понимали принцип «кто девушку платит, то её и танцует». Затем был инцидент 1956-го года, после которого им стало понятно, что независимость, под которой понималось отсутствие даже намёка на низкопоклонство перед старшим партнёром, важнее чем любая политическая и экономическая помощь, которая может быть получена от более тесного сотрудничества в рамках «вассалитета». Выход подобные люди видят в поддержании автаркии: если мы будем жёсткими и непобедимыми, то даже предательство союзников не помешает. Ключевой продукт народного хозяйства — военная безопасность, все остальное вторично.

На всё это накладывается собственно пожилой возраст и связанные с ним особенности мышления и поведения. Непонятно, насколько старики способны адекватно среагировать на вызовы современности, и насколько они в состоянии не недооценивать современные технологии, в том числе технологии социальные.

Здесь может возникнуть вопрос: «а как же Ким Чен Ын»? Ведь он молод, учился в Европе и должен быть более здравомыслящим человеком, не имея такого количества шор. Увы, есть ряд резонов, по которым фактор молодого руководителя не стоит преувеличивать.

Во-первых, представление о том, что первое лицо государства всегда является самодержавным правителем, способным неограниченно влиять на политику страны и полностью контролировать бюрократию, является заблуждением. Статус первого лица отнюдь не позволяет ему двигать страну в ЛЮБОМ направлении. Скорее это езда на горных лыжах по крутому склону, когда маневрировать можно, но повернуть на 90 градусов, и тем более поехать вверх по склону нельзя. И если у правителя нет команды единомышленников, которые могли бы контролировать претворение его идей на местах, как бы ни были интересны и достойны его новации, они просто не воплотятся в дела.

Во-вторых, не до конца понятно, как складываются отношения между молодым руководителем и старым генералитетом. Существует вероятность развития недопонимания по классическому паттерну, когда молодой, с одной стороны, лучше видит требования времени и формируемую ими стратегию, а с другой – не обладает достаточным административным опытом, чтобы принимать верные тактические решения и не ставить принятый порядок с ног на голову своими инициативами, частично вытекающими из синдрома новой метлы. В традиционном обществе Ким Чен Ын как минимум вынужден слушать старших и не может принять решение, полностью игнорируя советы. Значит, он может оказаться более чувствителен к принятию их моделей мира, которая построена на принципе, что на жёсткость надо отвечать большей жёсткостью, не доверяя никому и рассчитывая только на себя.

В-третьих, мы пока не знаем о Ким Чен Ыне много. Молодость не всегда означает реформизм, а обучение на Западе не стоит фетишизировать: Пол Пот тоже учился в Париже и вроде бы даже видел живого Сартра.

Интронизация Ким Чен Ына породила комплекс разнообразных ожиданий, но совокупное мнение большинства экспертов пока сводится к тому, что радикальных изменений по сравнению с курсом его отца ожидать не стоит. Собственно говоря, политика нового руководителя пока укладывается в рамки отцовских стратагем.

Однако есть минимум два отличающих момента. Во-первых, Ким Чен Ир был давним и проверенным партнером, который в связи с этим обладал определенным запасом/кредитом доверия (это важно для понимания следующей части, так что обратите внимание!). Молодой Ким такого запаса не имеет.

Во-вторых, неясно, насколько у сына хватит административного опыта и политического чутья. Курс, которым шел Ким Чен Ир, был весьма сложным и требовал ювелирного лавирования и понимания, когда нужно демонстрировать зубы, и когда – сдать назад. Это хорошо коррелировало с характером Ким Чен Ира, который был прагматиком, рационалистом и интровертом. Судя по некоторым деталями, психологический портрет Ким Чен Ына иной, и он больше пошел в деда, чем в отца. Поэтому возникает вопрос, насколько он способен слушать старших и не перегибать палку. Особенно в ситуации, когда нового руководителя будут пробовать «на слабо».

Интересно и то, насколько Ким Чен Ын обладает бойцовскими качествами отца. Биография Ким Чен Ира известна довольно хорошо, и его взаимоотношения с дядей и мачехой были непростыми: его путь наверх отнюдь не был таким определенным, как это кажется сейчас. Ким Чен Ын уже жил в определенной роскоши, и потому не знаю, прошел ли он школу преодоления трудностей, подобную той, что была у его отца, успел ли он воспитать в себе качества, необходимые для «антикризисного менеджера» такого уровня , и будет ли вкалывать так же интенсивно , постоянно разъезжая по стране и уделяя сну 4-5 часов в сутки.

А если не будет, это может привести к двум типам последствий. Во-первых, насколько региональные власти умеют думать самостоятельно, а не быть просто исполнителями воли вождя? Либо они будут ждать инструкции, либо принимать решения в меру собственной ангажированности и компетентности, уступающей вождю. Во-вторых, в такой ситуации естественно происходит ослабление контроля над ними при том, что из-за нарушенных систем обратной связи молодой руководитель вполне может быть уверен в том, что все не так плохо.

Конечно, на фоне старой гвардии молодой Ким выглядит прекрасным экспертом по современному обществу, но пожилому человеку тяжело в одночасье изменить свои взгляды. Это означает, что даже если окружение Ким Чен Ына действительно согласится с необходимостью нового курса, на самом деле перестроиться мгновенно оно не сможет. Плюс, если сын не займет полностью нишу отца как мозгового центра и системы контроля, они вполне могут начать выдавать неверные тактические и стратегические решения (например, неадекватно отреагировав на провокацию противоположной стороны.)

Что мы имеем в итоге? Так же, как США во многом слепы в отношении КНДР, перебиваясь или спутниковыми съёмками, или вторичными источниками, у их северокорейских оппонентов нет представлений о мире за пределами Железного Занавеса и особенно за пределами ближней Ойкумены / Северо-Восточной Азии. И США для них – тоже Мордор, причем в отличие от американских экспертов, данное знание – часть личной истории.

Это значит, что без участия весомой третьей стороны, которая будет подталкивать КНДР и США к консенсусу, между ними вырастает стена принципиального непонимания, когда вместо Америки или Северной Кореи другая сторона видит «Мордор с другого глобуса». Такая стена – самое страшное препятствие для консенсуса, потому что ты фактически говоришь не с собеседником, а с образом собеседника в сознании и не можешь его пересмотреть.

Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН – специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».