Реакция международного сообщества ожидаема: оно осуждает или выражает озабоченность. Кто-то больше озабочен региональной угрозой, кто-то — очередным ударом по режиму нераспространения ЯО. И пока СБ ООН и прочие заинтересованные стороны решают вопрос «Что делать?», хочется подумать о том, какие причины могли подвигнуть Ким Чен Ына к такому решению, и к каким последствиям это может привести. Как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе.
Во-первых, следует помнить, что Северная Корея в целом привыкла рассчитывать только на себя, и внутриполитическая ситуация для нее всегда была важнее оценки ее действий за рубежом. Такой подход уходит корнями в понимание независимости Ким Ир Сеном и его соратниками, взаимоотношения которых с СССР и Китаем как до образования КНДР1, так и после (кризис 1956 г. был не единственным). Именно с этого времени северокорейское руководство было готово жить беднее, но без чьих-либо попыток со стороны указывать, что ему делать и чего не делать. Для идеократического режима КНДР самостоятельность — это не пустой звук. Хотя бы с этой точки зрения надо провести испытание, чтобы показать внешнему миру то, что мы не являемся чьим-то вассалом, а внутреннему контингенту — что, несмотря на лишения, страна развивается и делает вещи, равные по военно-техническому развитию развитым странам первой «десятки».
Заметим, что подход «без штанов сидеть будем, а бомбу себе сделаем» (эта фраза приписывается Мао Цзэдуну) был характерен и для советского, и для китайского ядерных проектов. Обладание ЯО воспринималось и как знак статуса, и как основа для выживания страны. Сложно сказать, как выглядела бы судьба Советского Союза, если бы он не стал ядерным.
Здесь мы подходим ко второй причине. Из развития международной обстановки северокорейское руководство может сделать очень простые и понятные выводы: «Ничто так не защищает от «миротворческих операций», как ядерная бомба». Саддам Хусейн пытался убедить западный мир, что у него нет ОМП, но путался в показаниях, и Вторая иракская война началась риторикой превентивного удара, который следовало нанести раньше, чем иракские ракеты с химическим оружием обрушатся на беззащитных соседей. То, что целью операции было установление там демократии, стали говорить позднее.
Каддафи сдал свою ядерную программу в обмен на экономическую помощь, забвение всех былых преступлений и обещанную безнаказанность в будущем, Но начавшаяся гражданская война, сопровождающаяся активной дипломатической и военной поддержкой мятежников, ставит вопрос: «Рискнули бы страны Запада так активно вмешиваться в ливийские дела, если бы Ливия оставалась ядерной?» Гражданская война идет и в Сирии, и хотя Москва и Пекин оказывают поддержку правящему режиму, в Пхеньяне могут задаться вопросом, насколько эффективно полагаться только на помощь влиятельных союзников. Вывод один: надо вооружаться. И хотя обладание атомным оружием не защищает от всех угроз и создает комплекс дополнительных проблем, эти проблемы кажутся меньшим злом по сравнению с ситуацией «беззащитности».
А Пхеньяну важно выглядеть защищенным. Понятно, что каждое реальное действие обостряет ситуацию, но не менее неприятен вариант, когда оказывается, что всё, на что способна КНДР, это «последние северокорейские предупреждения», за агрессивной риторикой которых не стоит ничего.
Затем, с учетом новых веяний в военном деле, ядерное оружие действительно становится, скорее, средством сдерживания. Новая война, которую будет вести Америка, в значительно большей степени будет «войной дронов», чем это можно представить сейчас. А при развитом промышленном производстве, такие боевые автоматы можно легко разменивать на неприятельских солдат, потому что солдаты могут кончиться раньше. Электромагнитный импульс ЯО позволяет уничтожать дроны в больших количествах, и это в Пхеньяне тоже, скорее всего, понимают.
Наконец, на всё это накладывается молодость нового руководителя КНДР. И дело здесь не только в амбициозности и желании сравняться с великими родственниками, сколько в недостаточном в силу возраста административном и политическом опыте. Я не говорю о его склонности к необдуманным шагам, но вероятность того, что в сложной внешнеполитической ситуации Ким Чен Ын окажется менее стрессоустойчивым и будет «взят на слабо», либо ответив на внешнее давление в стиле: «Назло бабушке отморожу уши», представляется более высокой, чем в случае с Ким Чен Иром.
Итак, в целом аргументы Севера за проведение испытания представляются ему вполне рациональными. Теперь о том, что с этим будут делать и к чему это приведет.
Вопрос «Что делать?» сложнее, чем кажется. Северная Корея уже находится под таким количеством санкций, что запретить ей еще что-то довольно сложно. К тому же, уже очевидно, что режим санкций оказался контрпродуктивным, — чем больше давят на КНДР, тем активнее она отвечает на давление развитием той самой ракетно-ядерной программы.
С санкциями связаны еще два момента. Во-первых, не менее очевидно то, что санкции в их классическом варианте являются, скорее, средством смены режима и призваны воздействовать на население, которое, устав от лишений, должно начать давить на власть. Но в случае с КНДР ситуация отличается, и вероятность раскачать лодку таким способом невелика.
Во-вторых, многое упирается не в то, какие санкции приняты, а в то, насколько они выполнимы. Тут многое зависит от позиции Китая и России, которые, повторюсь, находятся в своего рода ловушке приоритетов. С одной стороны, как постоянные члены Совбеза ООН и обладатели ЯО, они не могут не осуждать последовательное игнорирование Северной Кореей антиядерных и антиракетных резолюций; это удар и по престижу ООН, и по режиму нераспространения, в соблюдении которого заинтересованы те страны, у которых ЯО есть.
С другой стороны, недовольство Китая ядерными амбициями Севера и внешнеполитическими последствиями этих шагов ограничено необходимостью поддерживать приграничную стабильность. Если излишнее ослабление поддержки Пхеньяна вызовет на территории КНДР военный конфликт, массовые беспорядки или гуманитарную катастрофу, это может оказаться большим злом по сравнению со статус-кво. Стабильность в КНДР для граничащих с ней стран важна не меньше. А это означает, что они будут вынуждены сдерживать США и их союзников с тем, чтобы предлагаемые теми меры давления на КНДР не привели к обострению ситуации, от которой США в целом будут в выигрыше, а Россия и Китай – в проигрыше.
Собственно, поэтому в Пхеньяне и надеются на то, что каким бы серьезным не было китайское недовольство, определенную планку Пекин все равно не перейдет. Комплекс мероприятий по смене режима пока стоит существенно дороже, хотя Северной Корее не раз давали понять, что терпение Пекина не безгранично.
Однако границу между «недожать» и «пережать» четко провести очень сложно, и потому дальнейшее развитие ситуации может походить на аналогичный кризис 2008-2009 гг., который я упоминал в предыдущей статье (https://www.ru.journal-neo.com/node/120456).
Но даже если в этот раз всё обойдется, в долгосрочной перспективе проблема останется. В ответ на дальнейшее ужесточение санкций Северная Корея, естественно, будет вооружаться дальше, и порочный круг начнет вертеться с увеличивающейся скоростью.
Представим себе, что у северокорейцев всё пойдет хорошо, и через какое-то время, затянув пояса и игнорируя международные санкции, они сумеют создать и ядерную боеголовку, и вменяемое средство доставки этой боеголовки. Естественно, все это будет происходить на фоне внешнего давления и усиливающейся веры в то, что «мы находимся в огненном кольце врагов, и ядерная программа — единственное, что нас защитит».
И тут в действие вступит т.н. «дилемма безопасности». Этот конфликтологический термин означает следующее: допустим, окруженная враждебными соседями страна стремится обеспечить свою безопасность и начинает вооружаться, однако активные темпы этого вооружения заставляют нервничать уже соседей, и те начинают вооружаться в ответ, что только стимулирует эскалацию напряженности вместо того, чтобы ее ослабить. Поэтому подумаем над тем, как появление у КНДР чего-то более серьезного по сравнению с нынешней ситуацией повлияет на региональную геополитику.
В первую очередь, рассмотрим отношение Вашингтона. Переход Соединенных Штатов при Обаме к «политике стратегического терпения» был связан с тем, что там поняли: бомбу Северная Корея не отдаст, но, с другой стороны, северокорейское ЯО является, скорее, гипотетическим и реальной угрозы не представляет. Однако останется ли эта позиция неизменной, когда у КНДР появится не гипотетическое2 ЯО в сочетании с ракетами, потенциально способными достигнуть территории США? В этом случае, учитывая агрессивную риторику Пхеньяна и «незавершенный гештальт» со времени Корейской войны, вполне возможно, что под давлением общественного мнения восприятие такой угрозы существенно изменится.
При этом Северная Корея с бомбой, конечно, перестанет быть «бумажным тигром», и даже «картонным», то в сравнении с США останется на уровне «фанерного». А это означает, что, если в окружающем мире не возникнут непредвиденные обстоятельства, искушение использовать для показательной порки именно Северную Корею может начать расти.
Одновременно дилемма безопасности скажется и на отношениях Пхеньяна с Пекином и Москвой. Раздражение непослушанием КНДР и опасение ее военной мощи будут постепенно возрастать. С точки зрения Китая и России, действия Пхеньяна играют на руку США, которые получают легитимный повод наращивать свою систему ПРО и усиливать свое присутствие в СВА, направленное на самом деле не столько против Северной Кореи, сколько против России и Китая. Но теперь у Вашингтона есть железное оправдание в виде северокорейской угрозы.
К тому же, ЯО КНДР вполне может толкнуть на этот путь Японию и РК. Пока северокорейская ядерная бомба находится на гипотетическом уровне, эти стремления сдерживать несложно. Но разговоры о том, что Сеулу надо иметь свой ответ на ядерную угрозу Пхеньяна, ведутся уже сейчас. С появлением у Пхеньяна настоящей бомбы режим нераспространения может пасть не столько потому, что примеру КНДР могут последовать иные страны-изгои, сколько потому, что все та же дилемма безопасности может заставить вооружиться ЯО соседей Севера, отговорить которых будет сложнее. А затем, уже ориентируясь на этот прецедент, своего потребуют остальные: «Почему Японии можно, а нам нельзя?»
А это означает, что поддержка Пхеньяна со стороны России и КНР будет сокращаться. Вплоть до гипотетической ситуации, когда в случае заварушки на Севере в целях обеспечения своей стабильности Пекин вводит туда войска и берет под контроль большую часть территории страны хотя бы для того, чтобы иметь голос «на пире победителей» и предотвратить присоединение Северной Кореи к Югу3.
Наконец, развитие порочного круга сужает спектр выходов из ситуации. Хотя Северная Корея полагает, что ракетно-ядерная программа дает ей независимость, она же делает реакции Северной Кореи более предсказуемыми. Север как бы утратил стратегическую инициативу и действует не «проактивно», а «реактивно»: ткнули палкой — показал зубы. А это делает его, наоборот, более зависимым от внешнего воздействия. И очень легко понуждать Север выдавать вполне определенные реакции путем определенных действий.
Резюмируя: развитие ракетно-ядерной программы кажется Пхеньяну способом решения проблем своей безопасности. К сожалению, в долгосрочной перспективе это решение представляется достаточно опасным.
Кажется, что у Пхеньяна нет выхода. Упование на ракетно-ядерный аргумент влечет за собой серьезный комплекс проблем в будущем, особенно если его попытки напугать Америку закончатся тем, что там действительно испугаются и всерьез решат покончить с угрозой. Сохранение статус-кво в условиях внешнего давления и угрозы провокаций — тоже. Отказ от противодействия в условиях враждебного окружения действительно чреват комплексом мер по смене режима.
Но выход есть, и заключается он в том, чтобы разорвать порочный круг и отказаться от взаимного курса на обострение. Ослабить внешнее давление, чтобы у Севера не было ощущения загнанности и необходимости отвечать ударом на удар. Сделать так, чтобы ядерная программа перестала казаться единственным козырем.
Так что, надеемся, что и Северная Корея, и те, против кого она вооружается, найдут силы переломить существующий тренд и сделать одновременный шаг назад. Если новое южнокорейское руководство не будет, подобно палеоконсерваторам из окружения Ли Мен Бака, стремиться войти в историю как объединитель, а Ким Чен Ын унаследует политическое чутье своего отца, разрядка региональной напряженности вполне возможна.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН – специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
